Первый американский миллионер в Бишкеке

Kloop.kg начинает публиковать рассказы Светланы Куликовой, писательницы из Кыргызстана.

Куликова родилась в Таласской области, выросла во Фрунзе и закончила инфак Кыргызского государственного университета в 1993 году. После окончания магистратур в политологии (CEU, 1995) и журналистике и массовых коммуникациях (Kansas State University, 1997) работала в Американском университете Центральной Азии, сначала преподавателем, затем главой кафедры журналистики и директором Офиса по связям с общественностью.

В 2004 году поступила на докторскую программу по журналистике в США и после окончания пять лет преподавала в Университете штата Джорджия.

Сейчас живет с 12-летним сыном в Атланте и пробует себя в прозе. Ее рассказы основаны на личном опыте, наблюдениях и встречах с людьми в разных обстоятельствах и ситуациях.

Первый американский миллионер в Бишкеке

Недавно узнала из Интернета, что 2 января 2014 года в возрасте 97 лет умер Арнольд Солцман и сразу же захотелось о нем написать, пока еще не стерлись в памяти воспоминания о встрече с этим удивительным человеком-эпохой, первым американским миллионером, которого я встретила в своей жизни.

После моего удачного опыта работы переводчиком в МВД с канадским бизнесменом, первый зам министра Григорий Яковлевич Бубель сказал мне, что могут возникнуть другие возможности и если что, мне будут звонить из международного отдела. Моя мама тогда работала в МВД, о Бубеле ходили легенды, и я знала, что перечить или возражать ему было бесполезно. Место министра тогда было вакантно, и Бубель был фактически министром, представлял МВД страны на всех уровнях.

Я уж не знаю, каким образом они вышли на Арнольда Солцмана – успешного дипломата и бизнесмена, который был первым западником-советником Горбачева в 1985 году, заработал звание «Посла США» в нескольких дипломатических миссиях и заданиях для пяти президентов-демократов США, и был очень опытным международным переговорщиком в кризисных ситуациях. Но в октябре 1992 года Солцман прилетел в Кыргызстан, чтобы разведать новые возможности для развития бизнеса в «этой маленькой, никому неизвестной в США, совершенно удивительной стране», — как он тогда сам говорил в начале каждой встречи. За весь его визит и его организацию отвечал Бубель.

Вечером накануне его первой встречи с Бубелем мне позвонил домой начальник международного отдела МВД и сказал тоном, не допускающим возражений:

— Завтра к 10:30 утра будь готова, к нам приехал американский миллионер на неделю, будешь переводить! Я за тобой машину пришлю.
— Как? У меня же занятия! Я не могу целую неделю пропустить…
— Не переживай, Григорий Яковлевич уже написал письмо твоему декану, тебе это зачтут как переводческую практику.

В 10:45 утра я уже была в приемной Бубеля в ожидании американского миллионера. Представления об американских миллионерах у меня в то время были очень смутные и стереотипные – я ожидала увидеть либо Ричарда Гира из «Красотки», либо Рокфеллера с карикатуры советских времен, с искаженным от жадности лицом, во фраке и шляпе-цилиндре, раздающим пени бедным и чумазым детям. Ничего среднего между двумя этими крайностями тогда в моей голове не было. Поэтому я очень удивилась, когда первый помощник Бубеля, полковник по званию, завел в приемную высокого, худого и немного сутуловатого мужчину чрезвычайно зрелого возраста.

Солцману тогда уже было 76 лет, но стариком его назвать мой язык бы никогда не повернулся – слишком много в нем было энергии, стати и достоинства. Одет он был в невероятно дорогой на вид костюм темно-синего цвета из тончайшей шерсти в едва заметную черную полоску, белую рубашку с тоненькими голубыми полосками, темно-синий галстук в белую полоску, кожаный ремень черного цвета и натертые до блеска черные туфли с прошитыми носками, в стиле «Оксфорд». Из нагрудного кармана пиджака виднелся кончик носового платка из того же дорогого хлопка, что и рубашка, с небольшой вышитой вязью монограммой – A.A.S.

В приемной, кроме меня, были помощница – личный секретарь Бубеля — и начальник международного отдела. Он очень любезно со всеми нами в поздоровался, и подарил помощнице потрясающий шелковый шарф, который она тут же надела на шею, сияя от удовольствия. Я сказала, что буду помогать ему с переводом, и мы зашли в приемную.

Бубель сам был высок и статен, поэтому когда он встал из-за стола, в своей форме генерала МВД, чтобы поздороваться и поприветствовать Солцмана, для меня это выглядело как встреча двух гигантов из двух совершенно разных миров.

— Здравствуйте, очень рад встрече! – сказал Бубель и представился, — Григорий Бубель.
— Здравствуйте, я тоже очень рад! – ответил ему миллионер, протягивая свою визитку, на которой золотыми буквами было написано только его имя (Honorable Arnold A. Saltzman) c номером телефона и тоже представился. – Арнольд Солцман.
— “Солцман”? А почему “Солцман”? Вот ведь даже на визитке написано – Зальцман! – удивленно и по-детски искренне спросил Бубель.
— Зальцман тоже верно, — со смехом сказал Солцман. – Фамилия вообще немецкая, а мои родители – евреи, иммигранты из России.
— Ну, это-то я сразу понял, — буркнул про себя Бубель, еврей, никогда этого не скрывавший, а Солцману сказал. – А можно я буду Вас называть “мистер Зальцман”, а то на “Солцман” как-то язык не поворачивается?
— Можно, если Вам так удобнее, — ответил Солцман. – А я буду Вас называть “министр Бубель”, если Вы не возражаете.
— Ну хорошо, хотя, конечно, можно было бы просто “Григорий”, — ответил Бубель, а я про себя подумала “это для Вас просто, Григорий Яковлевич, а любой американец на таком имени язык сломает”. Посмотрев на визитку внимательно еще раз, Бубель осторожно спросил, — здесь только один телефон?
— Это номер моего прямого телефона, кроме меня его никто не берет. Другим людям я раздаю вот такую, — достал из другого кармана визитку Солцман и тоже вручил ее Бубелю. Визитка была обыкновенная, хоть и на дорогой бумаге, но черными буквами, с адресом его офиса и рабочим телефоном.
— О-о-о, понятно, спасибо! — рассмеялся явно польщенный Бубель. — А что значит “хо-но-ра-бле”?

Солцман улыбнулся тому, как Бубель прочитал каждую букву в слове по слогам, и скромно ответил:

— Это обращение вместо титула, «достопочтенный», которое автоматически присваивается всем послам США на всю жизнь.
— Так Вы послом работали? – удивленно спросил Бубель.
— Да, но не таким, как обычно люди думают – у меня не было офиса с персоналом в другой стране. Я выполнял важные дипломатические задания для пяти разных президентов, все были демократами, — подчеркнул Солцман эту важную для него деталь, потому что сам был всю жизнь убежденным демократом. Позже он мне рассказал, что все пять президентов сами «призывали» его для исполнения чрезвычайно важных дипломатических миссий в кризисных ситуациях, добавив с грустью в голосе «Только с Никсоном-республиканцем мы не нашли общий язык. Хотя он тоже вызвал меня на встречу, но договориться о тактике и стратегии мы не смогли».
— А-а-а, понятно, — сказал Бубель, и посмотрев, на меня, спросил, – А по-русски Вы не говорите?
— Нет, к сожалению, — ответил Солцман. – Могу по-немецки немного, а по-русски – нет.
— По-немецки я не могу, — сказал Бубель. – Ну ничего, переводчица у нас хорошая, все соображает.
— Я уже заметил, — дипломатично сказал Солцман, — у нее очень правильный, классический английский.

Так за Солцманом и закрепилось «мистер Зальцман», и никто его по-другому в Кыргызстане больше и не называл, по крайней мере из тех людей, которые с ним при мне встречались.

Первое, что я сразу заметила при общении с Солцманом – у него очень сильно тряслись руки. До такой степени, что он подолгу боролся с пуговицами, никак не желавшими застегиваться или расстегиваться, не сразу попадал в карманы пиджака, и совершенно не мог написать что-то ровными буквами. Когда он давал мне написанные от руки проекты документов, которые нужно было напечатать на компьютере, он сначала читал мне весь текст вслух, извиняясь при этом: «ты сама не сможешь разобрать мои каракули». Конечно же, никто ему об этом никогда не осмелился бы сказать или спросить в лицо, но за спиной постоянно об этом шептались: «заметил, как у старика руки трясутся? Прямо страшно даже, не дай Бог такое будет со мной в старости!»

В середине своего визита Солцман пригласил меня на завтрак к нему в гостиницу. Я сначала отпиралась, потому что если бы до Бубеля дошло, что я с Солцманом общаюсь вне программы встреч, он бы мне влепил выговор. Но Солцман был настойчив: «Мне хотелось бы с тобой немного пообщаться в неформальной обстановке, и помощь твоя на завтраке будет нужна. В гостинице официанты не говорят по-английски». Так что на следующее утро я приехала в гостиницу на завтрак, как он попросил.

«Потому что сам я миллионер средней руки, а не миллиардер»

Мы вместе зашли в просторный зал ресторана гостиницы, и перед ним сразу начали все любезничать. Администратор ресторана и официант называли его «мистер Зальцман», так что я сразу поняла, кто дал им указание его всячески облизывать. Когда мы сели за столик на двоих у окна, в самом лучшем месте ресторана, я заметила, что на нем уже стояли цветы, два стакана апельсинового сока, и небольшая черная подарочная коробка. Солцман улыбнулся мне, нагнулся через стол и по-детски доверительно, как партнерше-заговорщице, тихо сказал:

— Честно говоря, я тебя сюда пригласил, потому что мне надоело их меню. Четвертый день кормят либо яичницей-глазуньей, либо омлетом на молоке. Я очень яйца люблю и никак не могу объяснить им, как еще их можно приготовить.

— Сварить всмятку или вкрутую? – попыталась я сострить. Признаться, и я тогда из яиц, ко всему перечисленному, могла только сделать яицницу с помидорами. Вот и все разнообразие. Напомню, что это был 1992 год, тогда на свеже-пост-советском пространстве никто не знал, что можно яйца комбинировать с другими овощами, или тем более – сыром.

— Ну вот и ты туда же! – несколько разочарованно сказал Солцман. – Сейчас к нам кто-нибудь подойдет, и ты все поймешь. А это, кстати, для тебя, — показал он глазами на подарочную коробку.

— Для меня? Как? За что? – удивленно спросила я.

— Просто небольшой подарок, все никак не получалось отдать, — сказал Солцман. – Ты открывай, не стесняйся. Это чистый, 100-процентный китайский шелк, но сшито на моей фабрике.

Я открыла коробку и достала из нее сине-фиолетовую летнюю шелковую блузку без рукавов и с открытым вырезом. Она была тонкая и легкая, как перышко, потому и поместилась в маленькую коробку. На ярлыке было вышито золотом “Premier Knitting. Made in USA”. Позже я узнала, что это была компания по производству свитеров, которую Солцман унаследовал от своего отца, расширил до производства всякой одежды из натуральных тканей – шелка, шерсти, и хлопка, и на основе которой он построил свою бизнес-империю. Я благодарила Солцмана, расхваливая качества блузки, и, сияя от счастья, сразу же приложила ее к груди:

— Теперь лета не дождусь, чтобы можно было ее носить!

— Тебе очень идет этот цвет, — сказал Солцман. – А еще ты очень искренне принимаешь подарки. Не теряй этой способности, людям это очень нравится.

Пожалуй, это был самый дельный совет, который Солцман дал мне лично. Я до сих пор его помню и стараюсь напоминать об этом своему сыну, чтобы он тоже не забывал. Потому что я думаю, что способность искренне радоваться доброте и подаркам других людей заложена в нас во всех с детства, просто с возрастом мы ее теряем. А эту блузку, кстати, я до сих пор с благодарностью ношу в жаркие летние дни.

А тогда к нам как раз подошел официант и спросил, что бы мы пожелали заказать. Я попросила яичницу-глазунью, а Солцман сказал:

— А я бы хотел омлет, но только без молока. Просто с овощами.
— То есть просто яичницу с помидорами? – решил уточнить официант.
— Нет-нет, не яичницу, а омлет. С овощами, — снова повторил Солцман.
— То есть, все-таки омлет, с молоком? – терпеливо переспросил официант.
— Нет-нет, без молока. Омлет с молоком мне не очень нравится, — с натянутой улыбкой сказал Солцман.
— Но ведь если без молока – то это уже не омлет, а просто взболтанные яйца! – сказал официант, и, заметив, что Солцман начал проявлять нетерпение, предложил, — а давайте я повара попрошу к Вам подойти, и Вы сами ему все объясните.
— Я буду Вам очень благодарен, — сказал Солцман с улыбкой, — только если можно, побыстрее, чтобы нам на встречу не опоздать.

При перечислении каждого нового ингридиента и шага у повара все выше и выше поднималась от удивления правая бровь.

Официант быстро сбегал за поваром. Поваром оказался коренастый кыргыз с усами, круглым поварским животиком и очень доброжелательной улыбкой:
— Я так понимаю, Вы хотели заказать омлет? – вежливо спросил повар.
— Да, но без молока, с овощами, — опять с улыбкой ответил Солцман.
— А Вы не могли бы сказать мне, как его сделать, потому что я никогда такого раньше не готовил.
— Конечно, это совсем просто, — сказал Солцман. – Разогрейте не сковородке совсем чуть-чуть растительного масла, желательно оливкового. Потушите порезанный мелкими кубиками лук, но недолго, чтобы он не пережарился в карамель. Добавьте туда сладкий перец, потом помидоры и грибы и тоже совсем чуть-чуть потушите, посолив и поперчив. Залейте все двумя слегка взбитыми яйцами, и поставьте в той же сковородке на две-три минуты в горячую духовку. Перед подачей посыпьте сверху тертым сыром, сложите омлет в тарелку пополам, и посыпьте сверху травами – укропом и базиликом.

Нужно сказать, что при перечислении каждого нового ингридиента и шага у повара все выше и выше поднималась от удивления правая бровь. Когда Солцман сказал про сыр, удивление повара достигло предела, но он все очень подробно записал, переспросил меня о некоторых деталях, и ушел.
— По-моему, Вы слишком сложную задачу ему задали, — сказала я.
— А вот и посмотрим, как он справится, — сказал Солцман с хитрецой в глазах.

Пока готовился наш завтрак, Солцман порасспрашивал меня о моей учебе и планах на будущее. А потом, помявшись немного, как будто ему было неудобно об этом говорить, спросил:
— Я понимаю, что ты можешь и не захотеть ответить на этот вопрос, потому что я не знаю, какая у вас в министерстве политика насчет зарплат. Но если не секрет, сколько платит тебе министр Бубель?

Я тогда еще не знала, что расспрашивать о доходах и зарплате у американцев считается верхом неприличия. Если такая информация не выдается добровольно, то задавать вопросы про оплату личного труда ну просто никак нельзя. Не зная этого, я только рассмеялась и ответила:

— Нисколько!
— Как это? Ты что, бесплатно в министерстве работаешь? – не поверил Солцман.
— Ну, я же там не постоянно, а только когда нужно. И потом, я получаю стипендию в университете за отличную учебу, — с гордостью сказала я.
— А стипендия большая? – спросил Солцман.
— 100 рублей, — сказала я, — сейчас из-за инфляции обещают повысить до 150.
— Это же меньше двух долларов! – сказал Солцман с удивлением. – В день?
— В месяц, — сказала я, усмехнувшись.
— Ты серьезно? Как можно жить на такие деньги?
— Никак. Это стипендия скорее почетная. Большинство студентов вообще ничего не получают.

Солцман глубоко задумался. В это время как раз принесли наш завтрак. Повар выполнил инструкции Солцмана в точности по крайней мере в отношении оформления – на тарелке полусолнцем лежало нечто, похожее на омлет, через который среди яиц проглядывались лук, красный сладкий перец и помидоры, все красиво усыпано укропом и базиликом.

— Все, как Вы просили! – сказал официант.
— Выглядит замечательно, — ответил Солцман, — сейчас попробую на вкус. А Вы не могли бы мне пока принести газированной воды?
— Да, конечно, — сказал официант и удалился.

Пока он ходил за водой, Солцман отрезал кусочек омлета, с трудом нацепил его на вилку, и донес до рта, подстраховывая ножом, чтобы омлет не соскочил с вилки в его трясущейся руке. Смотреть без боли на это было нельзя, и я старалась сделать вид, что не подглядываю, хотя зрелище было одновременно и завораживающим. Как раз когда подходил официант с водой, довольный Солцман сказал:

— Вот это как раз такой же омлет, как я делаю себе дома! – и добавил уже подошедшему официанту, — а Вы не могли бы снова повара позвать?
— Что-то не так? – настороженно спросил официант.
— Нет, просто хотел бы с ним быстро переговорить, — ответил Солцман.
— А Вы действительно сами себе готовите омлет? – спросила я, провожая взлядом убегавшего озабоченного официанта.
— Да, а что в этом такого? – спросил Солцман.
— Ну, не знаю, — замешкалась я, — я все время думала, что у американских миллионеров есть повара и домработницы.
— Есть и повар, и домработница, только они в нашем доме не живут, как прислуга в старые времена. И потом, я люблю иногда побаловать Джоан завтраком в постель. А омлет у меня лучше всего получается.

«Очень жаль, что люди здесь вынуждены работать за такие деньги»

В то время, как я рисовала себе в голове картинку, на которой Солцман, любящий свою жену, на которой он женился в 21 год, настолько, что он до сих пор носит ей завтрак в постель, к нам вернулся повар:

— Вы меня звали, мистер Зальцман?
— Да, хотел Вас поблагодарить за очень вкусный омлет. Я думаю, что если Вы включите его в свое меню, он будет пользоваться успехом. А это Вам за Ваше отношение и заботу, — сказал Солцман, протягивая ему 10 долларов.
— Нет, ну что Вы, я такие деньги взять не могу, — сказал повар. – Если кто узнает, меня сразу уволят отсюда!
— А мы никому не скажем, — подмигнул ему Солцман, с трудом засовывая деньги в карман его фартука. – Спасибо за отличный омлет!
— Вы же ему только что дали двухмесячную зарплату! А может быть и больше, я уж не знаю, сколько здесь платят поварам, — сказала я, отметив про себя, как быстро довольный повар удалился назад на кухню.
— Очень жаль, — сказал Солцман, покачивая головой в неверии, — что люди здесь вынуждены работать за такие деньги.

Пока мы ели, я с трудом заставляла себя оторваться от его рук, все время поражаясь, как в самый критический момент, когда он подносил омлет к губам, дрожь как будто бы унималась, и он клал еду в рот, умудрившись не поцарапать себя вилкой.

— Это очень раздражает, правда? – спросил меня Солцман.
— Что? – спросила я, притворившись, что не поняла, о чем он.
— Мои трясущиеся руки, тремор, — без смущения, совершенно спокойно сказал миллионер.
— Нет, ну что Вы…, — начала было я.
— Да ладно, не оправдывайся! Я же вижу, как ты на них смотришь. Ты еще ничего, некоторые вообще пялятся. Я бы тоже, наверное, не смог оторваться. Сам удивляюсь, как это я до сих пор себе глаз вилкой не выколол. Только ничего с этим сделать не могу – старость!
— Это, наверное, трудно? – силясь подобрать подходящие слова участия, робко спросила я.
— Ну, сначала было тяжело, а сейчас я с этим смирился. Даже как-то приспособился, как видишь, до сих пор себя не изуродовал, хотя дома сам завтраки готовлю, овощи и хлеб режу… Здесь главное – поймать момент, когда рука не дрожит, как серфингист ловит волну в океане… Каждый день благодарю Господа, что моя старость только так проявляется: я до сих пор по утрам бегаю и в гольф играю. Правда, машину больше сам не вожу – не хочу рисковать жизнями других людей. И очень за этим скучаю… Но самое главное, что вот здесь у меня все работает четко и ясно, — сказал он, постучав двумя пальцами у виска, — и я до сих пор соображаю также быстро, как 50 лет назад. А если добавить к этому мои знания и опыт, то из меня получается замечательный стратег и кризисный менеджер.

Он действительно обладал очень стратегическим и прагматическим мышлением. Куда бы мы ни ходили, он старался получить как можно больше информации, а потом давал очень дельные советы своим собеседникам. Совет у него находился практически по любому вопросу – деловому, юридическому, или житейскому. «Если я вижу перед собой цель, — говорил он, — я сначала стараюсь найти несколько вариантов для ее достижения, а потом выбираю самый эффективный». Для только что расставшихся с плановой экономикой людей, которые еще не полностью от нее отошли и отказались, это было и удивительно, и ново. И когда он прямо всем говорил, что его целью являются не прямые инвестиции в Кыргызстан («потому что сам я миллионер средней руки, а не миллиардер»), а посредничество, налаживание контактов между Кыргызстаном и его бизнес-партнерами и друзьями в США, многие не могли понять, он и правда такой наивный и честный, или, наоборот, так искусно всех за нос водит. Поэтому, наверное, так у него и ничего дельного в Кыргызстане не получилось. Но он все равно надеялся, строил планы, продумывал, к кому и куда пойдет в Штатах с каким-то конкретным бизнес-проектом.

В день, когда Солцман уезжал, он словил момент, когда никого не было рядом, и вручил мне конверт со словами: «Сейчас не открывай, только когда я уеду». На конверте не было ничего, кроме знакомой мне уже монограммы A.A.S. в правом верхнем углу и моего имени посередине. Я сразу положила его в свою сумку. Не могла дождаться, когда приеду домой, чтобы его открыть, и все думала, что же там внутри. Предполагала, что какая-нибудь благодарственная записка. Когда открыла, достала белый лист печатной бумаги, сложенный втрое, на котором посередине было написано корявым почерком, который теперь я уже могла разобрать без его помощи:

«Дорогая Светлана, огромное спасибо за твою отличную работу. Надеюсь, ты не обидишься за такое скромное выражение благодарности. Министру Бубелю можешь об этом не говорить, я ничего не скажу. Если будет нужна моя помощь, обращайся в любое время. С наилучшими пожеланиями, А.А.S.»

Внутри письма лежали 20 долларов – первые в моей жизни заработанные баксы – и та самая визитка с именем и единственным телефоном золотыми буквами.

Фото: Long Island Press