Практикуя Ислам в коротких шортах

История, которую я опишу, случалась со мной чаще, чем я могу сосчитать; в таком количестве городов, которое я не смогу вспомнить. В основном, в западных городах, в США и Европе.

Оригинал истории опубликован в разделе «Правдивые истории» на сайте Gawker.com.

Я захожу в магазин. Там, среди покупателей, я встречаю женщину, по внешнему виду которой я могу точно определить, что она мусульманка.

В некоторых случаях она — кассирша, которая считает сумму закупленного и выдаёт сдачу покупателям. Она носит платок. Он плотно окутывает её лицо. Её руки покрыты одеждой по локоть. Лодыжки скромно спрятаны под широкими штанинами или длинной юбкой. Она мусульманка. Я знаю это. Все вокруг знают это.

Я смотрю на неё и думаю: «Она не догадывается, гляжу ли я на неё, как на необыкновенное зрелище, или как на человека, с которым я разделяю общие ценности».

Я понимаю, что, наверное, ей неудобно от взглядов, поэтому отворачиваюсь.

Я хочу сказать ей что-нибудь. Чтобы она поняла, что я смотрю на неё так не потому, что не знакома с её традицией закрывать себя. Чтобы она поняла, что моя мама тоже так одевается. Что я выросла в арабской стране, чьи берега омываются водами Персидского залива, где большинство женщин одевается, как она. Что я тоже поворачиваюсь лицом на восток и цитирую Коран, когда молюсь.

«Может быть мне сказать ей Ассалам алейкум?» — спрашиваю я себя.

Затем я вспоминаю, что я решила надеть на себя сегодня: потёртые и короткие джинсовые шорты, блузка на пуговицах и сандалии.

Волосы мои — это гигантское кудрявое сооружение, они ещё не высохли после утреннего душа. А ещё я вспоминаю, что у меня в носу два кольца — одно обнимает мою правую ноздрю, другое висит под перегородкой. Колечки стали частью моего лица. Я не замечаю их, пока не приходится высмаркиваться или пока я не встречаю того, кто не привык к пирсингу на лице.

Я решаю ничего не говорить ей. Я притворяюсь, что у нас нет ничего общего, что я не понимаю её родной язык или язык, на котором она молится. Я не устанавливаю связь, потому что я не готова к тому, что, возможно, по моему телу пройдутся осуждающим взглядом. Я не хочу чувствовать, о чем она будет думать, когда нерешительно ответит мне Алейкум ассалам.

Мне стыдно, что я сама предвзята и проецирую свои мысли на неё, не давая шанса ответить ей самой. Это неправильно. Моя неуверенность в себе в подобных случаях связана с тем, что я знаю — многие люди из моей религии, глядя на людей, одетых, как я, считают нас женщинами, которые сбились с пути и изменили канонам Ислама.

Я не прикрываю свои бёдра и, тем более, лодыжки. (Самые популярные исламские правовые школы считают женские лодыжки авратом — интимной частью тела, демонстрация которой без всяких сомнений считается грехом.) Ничего в моём внешнем виде не выдаёт мою веру. Некоторые, даже узнав меня поближе, могут продолжать накладывать на меня ярлык «непрактикующей мусульманки» — ведь я пью виски и покуриваю травку.

Тем не менее, я — практикующая мусульманка. Я молюсь (иногда), пощусь, произношу молитву о путешествии, когда завожу двигатель машины. Я плачу закят (практика ежегодных пожертвований, которые обязательны для тех, кто может себе это позволить) и, что самое важное, я чувствую себя мусульманкой. И таких, как я, много.

Мы не верим в монолитное толкование Ислама. Мы любим Ислам и именно потому, что мы так сильно его любим, мы отказываемся сужать его до сурового, окаменелого понимания образа жизни.

Однако нас не принимают. Нам легче притворяться немусульманами, если это защищает нас от одного из следующих явлений: от непрошеных предупреждений о добром наказании, которое ждёт нас в аду; от нежелательных советов от незнакомцев, которые начинаются со слов «Я тебе как [поставить статус родственника]»; или от импровизированной лекции, основанной на каком-нибудь ваххабитской учебнике, который я считала бредом уже в возрасте 13 лет.

Изучение Ислама было частью моего образования до тех пор, пока я не выпустилась из своей американской школы. Наши учебники были из Саудовской Аравии — самого большого последователя ваххабитского течения Ислама.

Я впервые осознала, что могу считать эти тексты бессмысленными, когда смотрела со своей мамой кино про семью, потерявшую ребенка из-за тяжелой болезни. Мне было лет 6 или 7. Мама сказала мне что-то в таком духе: «Я знаю, у Аллаха есть особое место в раю для матерей, которые потеряли своих деток в раннем возрасте». Я посмотрела на неё и спросила: «Даже если они не мусульмане?» Не отрываясь от телевизора, она ответила: «Даже если они не мусульмане».

Это было всё, что мне нужно, чтобы начать верить в Бога сострадающего, а не в того Бога, о котором говорилось в этих саудовских учебниках.

Мои родители довольно религиозны. Они не знают, что я курю или пью. Честно говоря, я не представляю, как бы они отреагировали, узнав об этом, но и не собираюсь это проверять. Они поощряли ношение платка мной и моей сестрой, но не заставляли нас делать это. Как многие родители, они не хотели, чтобы мы носили что-либо открытое или притягивающее внимание. Им бы не понравились мои короткие шорты.

Когда стало очевидно, что мы с сестрой не молимся пять раз в день, они не стали ничего говорить и лишь изредка заводили разговор о том, какие преимущества даёт молитва. Моя мама любила читать произведения американских писателей. Она любила кино. Она любила музыку. Она пыталась запомнить Коран, но считала, что начала учить его слишком поздно.

Родители доброжелательно относились к нашим друзьям-мальчикам и не смотрели на нас с подозрением, когда мы уходили гулять с ними. Мои родители надеялись, что мы будем следовать их пути, но доверили нам сделать свой выбор.

Я непреклонна в своём убеждении, что именно изучение и любопытство стали причинами того, что я осознанно считаю себя мусульманкой. Изучение буддизма помогло мне стать ближе к Исламу, потому что научило меня не поддаваться искушениям — этому не смог научить меня ни один из моих преподавателей Исламоведения, хотя это буквально одна из главных идей Ислама.

Мои исламские наставники учили меня лишь постоянно думать о мирском и приземленном — о том, какие из моих повседневных ошибок приведут к непринятию моих молитв Богом. Они учили меня чувству стыда. Чувству страха. Они внушали мне, что стать хорошей мусульманкой тяжело.

Я никогда не отказывалась от Ислама. Я лишь однажды совершила перерыв в совершении молитв из-за чувства стыда. Я хотела увидеть, придётся ли мне заставлять себе вернуться к коврику для молитв. Я вернулась к нему. Я вернулась тогда, когда поняла, что моя жизнь стала пуста без молитв. Я стала молиться в знак благодарности. Я молилась, и это давало мне утешение.

Омовение перестало быть просто обязательным процессом обрызгивания водой некоторых частей моего тела, а стало ежедневной гигиеной. Это было настоящее посвящение. Я перестала переживать из-за мелочей и моей мантрой стала молитва «Аль-амаль биль ният«, которая говорит о том, что действия зависят от их намерений. Другой моей мантрой стала молитва «Аль дин юср«, которая гласит, что религия — это лёгкость.

Изучение и любопытство дали мне возможность критически взглянуть на лицемерие улемов (Исламской элиты/богословов/клерикалов). Я поняла, что я не обязана исповедовать свою религию так, как этого хочет группка женоненавистников. Два года назад я осудила большинство хадисов (предания о словах и действиях Пророка), фикх (Исламскую юриспруденцию) и тасфир (разъяснение Ислама), потому что все эти три вещи, которые играют сегодня огромную роль в Исламе, прошли через сито взглядов тех мусульман, которые родились в экстремально патриархальном обществе.

Я не осудила все хадисы. Я оставила для себя те, которые без сомнений делают меня лучше — которые учат меня морали, доброте и терпению. Две мантры, которые я упомянула ранее, основаны на хадисах. Мантра «религия — это лёгкость» основана на хадисе Абу Хурайры, одного из сподвижников Пророка, а мантра «действия зависят от намерений» взята из хадиса, который связывают с Умаром ибн аль-Хаттабом, одним из преемников Пророка.

Я уже упомянула ранее, что таких как я — много. Изолированные, обособленные, заклейменные «немусульманами» на фоне других мусульман. Когда нас атакуют, наши взгляды на религию сводят на нет, объясняя наше поведение бунтарством или попыткой соответствовать немусульманскому обществу, в котором мы живём. Несмотря на это чувство непринадлежности, мы, в целом, не мучаемся от сложившейся ситуации. Мы живём здоровой, динамичной и разнообразной жизнью. Мы установили связи и нашли общее со многими другими группами людей, поэтому в целом мы не чувствуем себя отверженными. Мы приняли то, что пока не произойдут серьёзные культурные изменения, мы продолжим жить двумя или несколькими жизнями.

У меня недавно появилась новая мантра — короткая сура, которая называется Аль-Кяфирун (Неверующие). Для меня, неверующие — это не только те, кто не верят в Бога или Пророка. Это и те, кто не верят в то, что я тоже мусульманка.

Последний аят этой суры говорит «Лякум динакум уа лия дин«, что означает «каждому своя религия».

Простая фраза, которая несет в себе всю мощь взаимной связи между нами, несмотря на наши же различия. Аят, который даёт мне силы улыбаться и приветствовать женщину в платке без страха осуждения.

Автор текста: Танаа эль-Наггар, проживающая в нью-йоркском Бруклине, США, последние 19 лет.
Автор иллюстрации: Джим Кук