Бишкек: иностранка заявила об изнасиловании таксистом

Гостью столицы, девушку, прибывшую из Швейцарии, 6 ноября изнасиловал водитель частного такси. Она рассказала о том, как это произошло и что предпринимает милиция. С жертвой насилия поговорила редактор Kloop.kg Илона Пфеффер.

Данный материал подготовлен редакцией Kloop.kg совместно с «ООН Женщины» в рамках кампании «16 дней против гендерного насилия».

Вечером 6 ноября гостья столицы, девушка из Швейцарии, поймала такси домой. У неё и водителя завязался разговор, и он предложил показать ей красивый вид на город, увозя при этом в южные районы Бишкека. Свернув в темный переулок, таксист начал прямо намекать на сексуальный контакт. Машина оказалась запертой, улица была абсолютно безлюдной, а мужчина – в разы больше девушки, и она не стала сопротивляться.

Помогло девушке швейцарское посольство. При его содействии девушка, не знавшая ни языка, ни структуры местных правоохранительных органов, подала заявление и сейчас ждет продвижения в следствии.

Интервью записано со слов жертвы и приводится дословно. Имя и фамилия рассказчицы заменены на псевдоним:

Илона Пфеффер: Расскажи, пожалуйста, что произошло 6 ноября.

Диана: Это было так: я ужинала с подругой, она тоже швейцарка. А после нашей встречи мы отдельно поехали домой, мне нужно было в южную часть города, а ей в северную. И получилось так, что она ушла и села в такси, а я осталась на остановке ждать машину.

И.П: Получается, ты ловила такси на улице или все-таки его вызвала?

Д: Я не вызывала такси, я его поймала прямо на улице. Я не говорю по-русски, и поэтому исключила для себя эту возможность, даже не задумалась об этом, и поймала такси на улице. Я села, назвала адрес, мы поехали. Сначала с нами был еще один пассажир, которого мы в определенном месте высадили. А потом мы заговорили друг с другом, на том элементарном русском, который я знаю. Мои знания языка это кое-как позволяли.

И.П: О чем вы говорили, если не секрет?

Д: Обычные темы. Откуда я – это всегда первый вопрос. Замужем ли? Это обычно второй вопрос. Мы просто обменивались общей информацией. Он спросил, нравится ли мне Бишкек. Я ответила: «Конечно!». Потом он предложил мне показать город. Будучи любопытным человеком, я согласилась. Все-таки я еще не видела большую часть города и поэтому сказала: «Да, звучит хорошо». Таким образом мы проехали мимо моего дома, и отправились дальше.

И.П: И ты в тот момент не испугалась?

Д: Нет, в тот момент я не боялась. Как правило, я доверяю людям, не думаю, что у них могут быть нехорошие мысли, не исхожу из того, что они злые. Поэтому я ничуть не сомневалась в его хороших мотивах. Может быть, это потому, что я много путешествовала, ловила попутку, причем всегда путешествовала одна, и у меня был исключительно позитивный опыт.

Так что для меня было совершенно нормальным поехать с ним дальше. А потом он предложил показать мне красивый вид на город. Сказал, что знает хорошее место. Я сказала: «Хорошо, почему бы и нет, окей, поехали». Как ты, наверное, знаешь, город Бишкек в южном направлении очень резко кончается. Я об этом даже не подумала. Только что ты еще была на главной улице, где хорошее освещение и много машин, даже в такое время. И внезапно ты находишься на какой-то тропинке. Эта перемена была экстремальной.

Но он просто остановил машину и сказал, что хочет секса со мной.

И.П: В какое время это было, примерно?

Д: Когда мы оказались на этой тропинке, было примерно 0:30.

И.П: Вы в этот момент продолжили путь пешком?

Д: Нет, мы все еще ехали на такси. И на этой тропинке я впервые подумала «Ой, здесь случилась такая резкая перемена, мы внезапно очутились в безлюдном месте». Было, конечно, темно. И вот тогда у меня появилось странное предчувствие. Но я сразу же отказалась от этой мысли, решила не думать об этом человеке плохо, и посмотреть, куда он меня повезет. Очень скоро мы остановились посреди этой дороги и я не могла понять, почему остановился именно здесь.

Я решила, что наверное дорога слишком плохая и что он сейчас развернет машину и мы поедем обратно. Но он просто остановил машину и сказал, что хочет секса со мной. Я сказала, что не хочу этого, но он не сдавался, спросил, почему я не хочу. Я просто повторила, что не хочу, и в этот момент он уже начал меня трогать. И тут я на него повысила голос, сказала ему нет, закричала на него. Я ему ясно показала, что я этого не хочу. Но он не прекращал. Он очень близко придвинулся ко мне, это было неприятно, и я подумала: «Я должна выйти из этой машины».

Я попыталась открыть дверь, но она была заперта. В этой машине нет автоматики, значит он заранее вручную запер дверь. Это случилось, когда он протянул за моей спиной руку. Я тогда подумала, что он хотел поправить сиденье. А позже поняла, что он запер дверь, и что дело развивается недоброе. И тут мне стало очень страшно, у меня была настоящая паника, я почувствовала, что задыхаюсь, потому что поняла, что он меня сейчас изнасилует, что он нарочно запер машину.

Я сопротивлялась, пыталась открыть дверь, но он не дал мне сделать это. У меня в кармане был телефон и я попыталась кому-нибудь позвонить, но он отобрал его у меня. Он отложил его подальше и одновременно кинул мой рюкзак на заднее сиденье. Я поняла, что у меня в этой машине нет ни малейшего шанса против него – он был больше меня и сильно накачан.

В этот момент я боялась умереть. Альтернатива – просто поддаться его воле – показалась мне лучше.

И.П: Он проявил насилие к тебе, в том смысле, что пытался тебя удержать? Была ли между вами борьба, или ты просто сдалась?

Д: Настоящей борьбы не было. В начале да, но потом я быстро поняла, что у меня нет ни шанса против него, что я заперта в этой машине. Еще у него были все мои вещи. Даже если бы мне удалось убежать, мои вещи остались бы у него. К сожалению, при мне были все мои важные вещи. Ноутбук, паспорт, банковые карты – все было в моем рюкзаке. Поэтому я не рискнула по-настоящему сопротивляться.

Я просто поняла – это была интуитивная реакция – если я буду сопротивляться, буду его бить, это обойдется мне хуже. И я побоялась – в этой ситуации я могла попасть в огромную опасность. В этот момент я боялась умереть. Альтернатива – просто поддаться его воле – показалась мне лучше. Я поняла: либо я позволю этому отчаянию овладеть мною, либо я успокоюсь, потерплю и попытаюсь выйти из этой ситуации невредимой. Такова была моя реакция и я действительно стала очень спокойной. Я как бы обрела контроль над событием, это был единственный выход.

И.П: Значит, ты в этот момент смогла думать и действовать достаточно рационально?

Д: Да, хотя у меня не было времени долго думать. В моей голове что-то произошло и я перестроилась на модус выживания. Пожалуй, это было рационально. Всё как будто происходило с кем-то другим, я чувствовала себя в роли наблюдателя. Так я это и вспоминаю.

Мысль о том, что мне придется снова сесть в какое-то такси, чтобы добраться домой, была для меня кошмаром.

И.П: Что произошло потом, когда все кончилось? Он тебя просто отпустил или куда-то отвез?

Д: Первый его вопрос был, пойду ли я в милицию. Я конечно сказала «нет», потому что это был для него критический момент, когда он, наверное, осознал, что совершил нечто нехорошее, потому что если его найдут, то его посадят в тюрьму. И тут мне еще раз стало страшно, я боялась, что он меня покалечит. Поэтому я сказала: «Я не пойду в милицию, конечно нет». У него в этот момент хватило мозгов выйти и замаскировать номера, потому что он знал, что я… он просто не хотел рисковать. Поэтому он замаскировал свой номер.

В этот момент у меня была возможность сбежать, но мы ведь находились в безлюдном месте. Это был для меня не лучший вариант и все равно всё уже было кончено. Вот он меня и отвез обратно на окраину города и хотел там высадить, но я сопротивлялась, потому что мысль о том, что мне придется снова сесть в какое-то такси, чтобы добраться домой, была для меня кошмаром. К тому же я не была на сто процентов уверена, где нахожусь. Я просто хотела домой и сказала ему, чтобы он меня отвез. Он это сделал. Возле моего дома он меня выпустил из машины и уехал. Я еще пыталась разглядеть номер, но он был замаскирован, замазан чем-то черным.

И.П: А телефон он тебе вернул?

Д: Телефон вернул. Так как у меня не было его номера, он, видимо, решил, что в этом нет ничего опасного. Рюкзак я сама взяла, а телефон дал мне он.

Мне сильно хотелось все это с себя смыть, этого человека, этот запах, все что произошло.

И.П: И потом он просто уехал, ничего больше не сделав?

Д: Точно.

И.П: А что ты делала дальше?

Д: Сперва я – это конечно неправильная реакция, но самая естественная – просто пошла домой, сразу под душ. Мне сильно хотелось все это с себя смыть, этого человека, этот запах, все что произошло. Но как раз этого в такой ситуации делать нельзя, потому что милиции нужны эти следы. Но я об этом не подумала и приняла душ. Плакала. С другой стороны я была рада, что осталась в живых. Все это было очень эмоционально. Я потом пошла спать: спала, конечно, плохо, но пыталась отдохнуть.

На следующий день я стала размышлять, что делать. Рассказать кому-нибудь? Обратиться в милицию? У меня было такое ощущение, что нет никаких шансов его найти. Я не знала, будет ли какая-то польза. Я решила во всяком случае рассказать обо всём своей подружке, потому что она была моим самым близким человеком и именно с ней я тогда была в ресторане. Мы встретилась вечером. Весь день я об этом никому не рассказывала, нормально пошла на работу. Вечером высказалась ей и мне сразу стало лучше.

Она и ее друг подсказали идею сначала обратиться в швейцарское посольство, а не в милицию. Без знания языка я бы все равно ничего там не смогла добиться. Во-первых, они не приняли бы всерьез моё заявление, во-вторых, они бы все равно ничего не поняли. Переводчика они бы тоже вряд ли предоставили. Так что я думаю, что посольство было хорошим выбором. Cотрудники посольства мне помогли и меня поддержали, когда мы на следующий день пошли в милицию и оставили заявление.

И.П: Что было в милиции? Какие наблюдения ты смогла им передать, которые им могут помочь при следствии?

Д: У меня была некоторая информация, которую я получила во время разговора с ним. Его возраст – 23 года. Имя – Михаил. Они меня, конечно, и про машину спрашивали, но ее я запомнила меньше всего. Единственное, что я могла сказать, это что она была черная, номера он замаскировал. В моделях я не разбираюсь, и мне кажется, что он замаскировал и значки, по которым я могла бы узнать модель. Но когда я садилась в машину, я на это не обратила внимания.

Но я знала факты о нем самом – он, например, сказал, что учится на юрфаке. Было бы удивительно и невероятно, если бы это действительно было так. Может быть он это придумал. Например, еще – я считаю это важным пунктом – он мне показал одну фотографию на своем смартфоне. Он спортсмен, занимается, по моему, бодибилдингом, завоевал несколько медалей. На фотографии они у него на груди. Я думаю, его можно найти в каких-нибудь списках победителей. Все это я рассказала в милиции.

Плюс, они знают, где я в определенное время проезжала. Есть ведь и видеонаблюдение. В ходе следствия милиция наткнулась на эти камеры, но мне не могли сказать, что случилось с данными, говорят, что на записях ничего не обнаружили.

Милиция, конечно, теряет много драгоценного времени.

И.П: Каким образом тебя информируют о прогрессе следствия? Они тебе вообще что-нибудь говорят, или приходится самой спрашивать?

Д: Они неохотно делятся информацией. Чтобы что-то узнать, я вынуждена спрашивать, сами по себе они мне ничего не говорят. Когда я спрашиваю, они мне отвечают, что ничего конкретного сказать не могут, что нужно дождаться результатов различных тестов. Например, тестов ДНК, которые они проводят.

Еще они мне сказали, что у них нет полномочий – даже если они его поймают, они не имеют права его задерживать больше, чем на 3 часа. Поэтому они сначала должны собрать данные. За счет этого милиция, конечно, теряет много драгоценного времени. Записи камер видеонаблюдения стирают после определенного срока. Поэтому меня удручает поведение милиции.

И.П: А они пытались с твоей помощью нарисовать его портрет, проводили медицинское обследование?

Д: Медицинское обследование было, а с одежды, которая на мне была в тот день, они взяли ДНК – вернее, они все еще этим заняты. Рисунка мы не делали. Они предлагали, но мне это показалось бесполезным. Во-первых, у меня трудности с азиатскими лицами. Я не говорю, что они все одинаковые, но мне просто трудно дать специфическое описание. Рисунок получился бы очень приблизительный, тем более, что у него не было каких-то отличительных черт, он выглядел просто нормальным. Не было у него и особенной стрижки. Поэтому мы не стали делать рисунок.

И.П: Помимо милиции, был ли кто-то, кто тебе помогал? Кто-то вроде швейцарского посольства, кто мог бы надавить на милицию? Может быть, еще кто-нибудь тебя поддерживал?

Д: Посольство мне в начале помогало, особенно с переводом. Без посольства я бы, наверное, так и не добилась того, что моё заявление приняли. Это надо отметить – если бы они не показали свои документы при входе в милицию и не сказали бы, что хотят оставить заявление, всё кончилось бы прямо там, у дверей. Ведь в самом начале, когда они еще не предъявили свои документы, нас просто выставили за дверь. Поэтому посольство мне действительно очень помогло.

Но сейчас помощь уже прекратилась. У них есть ограниченное количество часов для консультаций — и я их давно уже исчерпала – а дополнительные часы уже платные. Так мне сказали. Конечно, жаль, потому что теперь некому надавить на милицию. Я не знаю, какие там еще организации подключились – милиционер мне сказал, что на них давят свыше. Но если «что-то делать» означает лишь то, что они меня вызывают, чтобы я дала еще какие-то показания или подписала еще что-нибудь, то я не знаю, насколько серьезно они над этим работают.

И.П: Есть у тебя кто-нибудь, кто тебя психологически поддерживает?

Д: Существует хорошая программа в Швейцарии, которую мне подсказали в посольстве. Я могу записаться на нее в Швейцарии, и когда я туда вернусь, они сразу свяжутся со мной. Я уже записалась, потому что не могу сейчас точно сказать, насколько пережитое в будущем будет на меня давить.

И.П: Как безопасно ты себя чувствовала до и после нападения? Я представляю себе, что есть огромная разница…Каким образом ты передвигаешься? Ты еще садишься в такси?

Д: С тех пор я только один раз садилась одна в такси, и это стоило больших усилий. Половину пути я дрожала, пока в конце концов не успокоилась. Для меня это самое большое отличие по сравнению с тем, что было до нападения. В первое время я себя очень неуверенно чувствовала на улице, не могла смотреть людям в глаза и ненавидела всех мужчин, которых я встречала. К счастью, это прошло, благодаря новым позитивным встречам с местными.

Важно встать и рассказать всем.

Что осталось, так это страх садиться в такси. Ты чувствуешь себя запертой, беспомощной. Теоретически, водитель тебя может увезти куда угодно – это мне не нравится. И что я сейчас делаю – об этом я раньше вообще не задумывалась – я сажусь на заднее сиденье, а не возле водителя. Это ведь логично – когда ты сидишь за спиной водителя, у него меньше всего контроля. Он не может на тебя смотреть, ему трудно завести разговор – так я себя чувствую лучше всего. По городу я передвигаюсь обычно на маршрутках, а если поздно выезжаю, я теперь всегда вызываю такси или прошу русскоговорящих друзей, чтобы они позвонили. Часто друзья меня сопровождают до самого дома или хотя бы часть пути. Сидеть в такси одна я пока не решаюсь.

И.П: Насильника пока не поймали, по крайней мере нет сведений об этом. Поэтому вот какой вопрос: как ты думаешь, он это делал впервые или у него был уже какой-то опыт?

Д: У меня было такое впечатление, что он это делал впервые. Во-первых, он был очень молод. Конечно, трудно определить преступника по возрасту. Но казался крайне неуверенным, особенно когда все кончилось, он, видимо, осознал, что совершил преступление. Будем надеяться, что его поймают, а если не поймают, то на то, что он такое больше делать не будет.

Еще я хотела бы добавить. Всем тем, кто об этом сейчас узнал и кто себя спрашивает, зачем я поделилась своей историей: я здесь стою, потому что я считаю важным раскрывать подобные вещи. Мне легко представить, что многие женщины, с которыми случается такое же, никому об этом не говорят, разве что самым близким друзьям или родственникам. Возможно, они и не обращаются в милицию. Я могу себе представить, что они уже потеряли доверие к этой системе. Но тем не менее я считаю, что этот путь необходимо пройти и выдержать, иначе мы навсегда останемся в тени. И тогда никогда не станет известным, насколько часто подобное случается, и как эти женщины себя чувствуют – а только так можно что-то изменить. Важно встать и рассказать всем.