Гита без Зиты

Судьба сиамских близнецов Зиты и Гиты до сих пор волнует тысячи зрителей. Резахановы не давали забыть о себе миру в течение пятнадцати лет после операции. Они регулярно появлялись на телевидении, в частном порядке назначали встречи Рамзану Кадырову и звонили Максиму Галкину, вели соцсети, очаровывали мусульманский мир и в некотором смысле гастролировали по своей стране. Корреспондент самиздата «Батенька, да вы трансформер» Нина Абросимова пять дней провела в доме Резахановых в Киргизии и рассказывает, как сёстры, единственным медийным капиталом которых был физический недуг, стали неочевидными звёздами.

Оригинал материала опубликован на сайте «Батеньки». Иллюстрации Натальи Ямщиковой 

В последние недели своей жизни Зита Резаханова снимала видеообращения к Рамзану Кадырову. Она рассказывала, что совсем плохо себя чувствует, и просила устроить её в больницу. Писала главе Чеченской Республики в инстаграм — тот не ответил. «Но там же Рамзан Ахматович сам не сидит, — оправдывает его мать девушки. — Зита знала, что если он узнает, как ей плохо, то обязательно поможет».

За год до этого близнецы уже виделись с ним. На очередном «Пусть говорят» их спросили о самом заветном желании, и они сказали, что хотят побывать в священной для мусульман Мекке, но это слишком сложно. И добавили, что вообще ещё мечтают увидеть мечеть «Сердце Чечни». Через полчаса семье предложили такую поездку — от имени Рамзана Кадырова. Через неделю он ждал Резахановых в холле гостиницы «Грозный-сити», чтобы отвезти их на обед в свою резиденцию. Потом, когда Зита болела, близнецы мечтали, как в следующую встречу расскажут ему, что выучили наизусть уже больше половины Корана. Но контакты человека, связывающего их с главой Чечни, были утеряны. А как написать Кадырову напрямую — они не понимали, поэтому «просто удаляли эти видео с телефона».

Вообще сиамских близнецов довольно много. Хирург, который оперировал Резахановых, после разделил ещё пять таких пар. Последнюю — два года назад. Некоторые из тех детей выжили, некоторые умерли, но ни одному не удалось стать таким же популярным, как Зита и Гита. Увидеться с ними просили даже другие сиамские близнецы — пятидесятилетние сестры Кривошляповы, о которых писали в восьмидесятые.

Один из сиамских близнецов, как правило, растёт более слабым. В этой паре таким близнецом была Зита, хотя при разделении ей досталось столько же органов, сколько и сестре. У девушки уже случались остановки сердца, каждый раз её как-то вытаскивали, но сейчас она точно и мучительно умирала дома. Незадолго до смерти семье удалось созвать уже, кажется, пятое «Пусть говорят», целиком посвящённое проблемам сиамских близнецов, и вытребовать несколько месяцев в российской больнице. После чего они вернулись домой. В последние дни Зита всё равно просилась в клинику, хотела, чтобы её интубировали и можно было «хотя бы пять минут подышать». Гита за это желание её отругала. Во-первых, два месяца назад, когда уезжали из Москвы, уже обо всём договорились, а во-вторых, Зиту всё равно бы не забрали, да и интубировать было нечего: лёгких практически не осталось, просто порвали бы всё. В конце концов от лекарств у неё разложилась печень, вышла изо рта кусками — и она умерла. Зите Резахановой было 24 года. Новость о её смерти дали сотни изданий.

***

Выявить сиамских близнецов на УЗИ довольно сложно: они зачастую выглядят просто как двойня. Собственно, и родились бы двойней, если бы оплодотворённая двумя сперматозоидами яйцеклетка поделилась вовремя — на шестой день после зачатия. Согласно статистике, на двести тысяч таких яйцеклеток приходится одна, которая не успевает. И тогда эмбрионы остаются соединёнными. Срастись они могут по-разному: головам, грудными клетками, спиной, тазом. Какие-то органы у них оказываются общими, какие-то — в двух экземплярах. С конечностями всё тоже вариативно.

Зита и Гита родились с тремя ногами и одним большим животом с общими внутренними органами. В сельсовете из-за этого им попытались выдать одно свидетельство о рождении на двоих. Отца вызвали в роддом и долго рассказывали, что жена ни в чём не виновата и во время беременности вела себя как надо. Он спросил, зачем ему это вообще объясняют. Врач ответил, что недавно здесь же родился шестипалый ребёнок, и его отец, не вняв аргументам, жену сразу бросил.

В сельсовете сестрам попытались выдать одно свидетельство о рождении на двоих

Рашид Резаханов не планировал бросать свою Зумрият. На следующий день после родов он забрал её домой, а близнецов — нет. Двум старшим детям, которые ждали новую сестрёнку, сказали, что та умерла. Другим родственникам соврать уже не получилось бы: новость быстро разлетелась по посёлку. Перед отправкой Зиты и Гиты в интернат Зумрият разрешили посмотреть на детей ещё раз, но в сопровождении семьи и с условием, что та «будет вести себя спокойно», то есть не кричать и не рыдать.

Через год, по совету врачей, Зумрият снова забеременела. Предполагалось, что рождение здорового ребёнка поможет женщине оправиться от шока и утвердиться в мысли, что с ней всё в порядке. Её уверили, что повторно сиамские близнецы не родятся. Односельчане бдили. Зумрият вспоминает: «Мужчина — его уже нет в живых — ткнул мне пальцем в живот и спросил, не хватит ли рожать уродов». «Это был мой брат, — сердито вставляет Рашид. — Никто нам не помог, словом не поддержал, даже от родственников приходилось отбиваться». Зумрият тихо просит мужа: «Не говори ей, пожалуйста».

***

Я прилетела в Кыргызстан в конце октября — на третьи по счёту поминки Зиты. За две недели до этого списалась с Зумрият, спросила, можно ли вообще к ним приехать, и получила приглашение погостить в их доме.

До села Западного от аэропорта ехать двадцать минут. От Бишкека — час и с трудностями: Яндекс. Такси, который есть в городе, Чуйскую область ещё не поддерживает, надо договариваться с кем-то на месте. В какой-то момент асфальт на дороге заканчивается, в тот же момент на обочинах появляются коровы. В своей поездке мы таки заденем одну из них. Она не пострадает, а машина — немножечко, поэтому таксист-частник некоторое время будет ругаться с пастухом, а я — смотреть на розовую гору на горизонте.

Вместе с семьёй я прожила пять дней, спала в комнате девочек, на кровати Зиты. Гита из-за меня перебазировалась на пол в общей комнате на первом этаже, зазвать её ночевать наверх ни разу не получилось. Кровати, кстати, у девочек разные: вторую несколько лет назад сломала толстая журналистка из «Пусть говорят», и вместо той кровати купили диван. На обоях — тоненькие серебряные полоски, плед и тюль тоже в мелких блёстках. Из окна видны поля с капустой, и тянет навозом: внизу бегают гуси, а чуть поодаль стоят коровники Резахановых. Капустные посадки окружают все три недлинные улицы, которые составляют село Западное, маленький магазин и «могилки» (кладбище). Мы с Гитой осмотрели всё в первый день и больше за забор не выходили.

Двадцать лет назад привозить сюда сиамских близнецов никто и не планировал. Как максимум рассматривался переезд всей или части семьи (например, Зита, Гита, Зумрият) в «вообще другое место», но уже после того, как девочкам исполнилось бы 18 лет. Предполагалось, что в «вообще другом месте» будет легче, потому что о них или никто не будет знать, или всё-таки будут, но «уже совсем чужие люди». По словам Зумрият, в округе и сейчас многие «укрывают в домах детей-инвалидов» — с ДЦП, например. «Бывает, что даже соседи не знают, что в этой семье растёт больной ребёнок», — говорит она.

Зумрият замечает: «Всем журналистам всегда хотелось написать, что меня в селе угнетают. Но этого не было». Женщина говорит, что не скрывала наличия Зиты и Гиты: «Когда меня спрашивали, сколько у меня детей, то я честно отвечала, что пять и одни — сиамские». Тем не менее старшие дети Резахановых узнали о своих сёстрах только когда им на участок подкинули газету «Вечерний Бишкек» с фотографиями близнецов. И потребовали от родителей объяснений — подозрения уже были, в школе намекали, — а также изъявили желание съездить к ним в интернат и познакомиться.

Между тем Зита и Гита всегда знали, что у них есть брат и сестра, видели фотографии. Они активно интересовались делами семьи и рассчитывали, что однажды их всё-таки заберут домой. Но их не забирали, а навещать девочек в интернате из всей большой семьи приезжали только Рашид и Зумрият: «Пару раз была моя мама. Мы просто сами никого с собой не брали. Потому что для других это всё равно же диковинка: раз, поднимут у девочек одеяло — и заглянут. И это нормально: человек никогда такого не видел, один случай на всю Среднюю Азию, хочется же посмотреть».

***

Гита научилась ползать раньше и первое время волочила Зиту по полу за собой. Они пробовали вставать, но на ногах не удерживались. В интернате за манеру передвигаться их прозвали пауками. Гита мне потом в гостиной показала, как именно они перемещались в то время, и действительно получалось быстро. Она управляла правой ногой; сестра, соответственно, левой. Третью ногу, которая на самом деле была чем-то средним между рукой и ногой, контролировали обе, но Зита могла двигать всей сразу, а Гита только пальцами. Нога росла из середины их туловища, шла наверх, заканчивалась на десять сантиметров выше голов. И была наклонена к Гите, поэтому та, укладываясь, надевала на неё носок и закидывала за шею. Днём носок тоже был необходим — им «бабку-ёжку» (это прозвище их авторства) прикрывали от других детей.

Близнецы почти всегда ходили в синяках и исцарапанными. «Тело одно, а руки разные, — усмехается Гита. — Я усну, Зита меня будит — я злюсь. Или хочу посмотреть телевизор, а она его не любит, хочет на улицу». Драка была способом оперативно договориться о планах на день. «Душили, убивали друг дружку, — жалуется Зумрият. — Время от времени они ещё пробовали с силой тянуться в разные стороны, чтобы разделиться».

Я была наивной. Считала, что американцы непременно помогут

В 2001 году у Зиты поднялась температура до сорока градусов. А у её сестры — нет. Оказалось, что в дефектной ноге воспаление, она гниёт и принадлежит всё-таки Зите. Врачи дали близнецам наркоз, вскрыли и почистили ногу от гноя. Но Гита успела кое-что понять: когда умрёт Зита — она умрёт тоже, даже если с её частью тела всё будет в порядке. «И вот это было совсем обидно, понимаете?» — говорит она.

Тогда Зумрият возобновила попытки найти хирурга, хотя пару лет назад «перестала обращаться куда-либо», потому что все врачи Киргизии уже признали близнецов неоперабельными. Она решила полететь в Москву. Неделю вместе с мужем ходила по всем больницам, оставляла в приёмных документы, выписки и фотографии. «Меня выгоняли в дверь — я залезала в окно», — метафорично описывает процесс Зумрият. В одном месте им дали предварительное согласие и сказали, что нужно 60 тысяч долларов. По приезде женщина начала искать эти деньги.

На мой вопрос «где?», перечисляет: «Американская военная база, американское посольство, актриса какая-то приезжала иностранная». Поясняет, что не знала, куда идти, но ходила туда, «где есть иностранцы». На американскую военную базу ехать было «опасно», но зато недалеко: село рядом с аэропортом, она — тоже. Зумрият туда, разумеется, не пустили, но она передала папку военным на проходной. «Я была наивной. Считала, что американцы непременно помогут или хотя бы передадут информацию. Они тогда приезжали в школы, оказывали помощь», — рассказывает Зумрият.

Одновременно с этим вылазками она начала посещать первое интернет-кафе в Бишкеке. Его сотрудники помогали женщине закинуть документы, которые перевёл сельский учитель английского, на мэйлы иностранных благотворительных организаций. Вскоре немецкая телевизионная компания пообещала ей собрать деньги на операцию в обмен на съёмки документального фильма. Резахановы согласились. Рашид, Зумрият, Зита и Гита вылетели в Мюнхен и прожили там две недели. Гулять вышли лишь однажды и умудрились случайно присоединиться к колонне секс-меньшинств, думая, что это карнавал. Сразу поссорились с телевизионщиками: те хотели снять близнецов голыми. Никаких денег в итоге не получили.

Но близнецы всё же попали в публичное пространство. Ими заинтересовались российские СМИ. Каждому журналисту, который связывался с Зумрият, та втолковывала, что ей нужно спасти детей. И спрашивала, чем конкретно он может помочь. Так, Полина Иванушкина с НТВ решила спуститься с двенадцатого на второй этаж в Останкино: «Знала, что где-то там сидит Елена Малышева, ведущая программы „Здоровье“. Я просто постучала в её кабинет, рассказала про Зою, а она, почти и не дослушав, сказала: всё сделаем, давайте их телефон».

Малышевой записали номер бензозаправки в селе Джаны-Джер — соседнем с Западным. Через автомат на заправке Зумрият вела все свои переговоры, другого телефона в округе не было. Малышева пригласила её с девочками в Москву. Рашид сказал, что «уже устал от унижений» и никуда не поедет. Он выдал Зумрият деньги, оставшиеся с продажи двух быков, но взял с неё слово, что это последняя попытка что-то сделать с близнецами, потому что денег у семьи особо больше не было.

Телеведущей в итоге удалось договориться с Филатовской больницей. «Мы радовались, хвастались, что нам будут делать операцию, а дети дразнились: „Вы умрёте, умрёте“. И врачи нам тоже открыто говорили, что одна выживет, а другая нет», — говорит Гита. «Елена Васильевна в день операции спросила: „Вы понимаете, что это будут глубокие инвалиды?“ Я сказала: „А сейчас это кто? Я что, привезла вам здоровых детей?“» — вспоминает Зумрият.

До того как девочек разделили, хирурги не вполне понимали, кому и сколько органов достанется. Потом вышло поровну. Мочевой пузырь и матку Резахановым удалили, а вот толстый кишечник удалось разделить. Дефектную ногу отрезали. Кожу с неё использовали по максимуму, чтобы закрыть срез туловища. На переднюю брюшную стенку вывели стомы — трубки, в которые собирается переваренная пища. С таким набором внутренностей стать здоровыми было просто невозможно.

***

Своё двенадцатилетие Зита и Гита отпраздновали в Москве вместе с Киркоровым. Накануне воспитательница сказала, что они могут выбрать и пригласить в интернат любого артиста, который им нравится. Зита и Гита в больнице часто слушали его песни. Вообще после операции Резахановы должны были провести в России максимум месяц, а потом вернуться в Кыргызстан. Но близнецы полулегально прожили тут ещё два года.

В это время Резахановы часто появлялись на телевидении. Одну из первых передач пустил в эфир Андрей Малахов — он организовал телемост из больницы. К девочкам тогда приехала певица Валерия с Иосифом Пригожиным. Зумрият вспоминает, что тот был ещё в статусе просто продюсера, и девочки слегка смутили его, обратившись к Валерии с вопросом: «Это твой муж?»

«Что, опять к Малахову захотела?»

Резаханова сразу объяснила близнецам, почему для них важно контактировать с прессой. Перед операцией она сама не вполне это понимала, но «выгонять их [журналистов] боялась, думала: вдруг нас потом тоже [из больницы] выгонят». После мотивация изменилась. Во-первых, Зумрият чувствовала необходимость благодарить за «дорогущую» операцию, которую сделали бесплатно, а во-вторых, почти сразу осознала, что сёстрам потребуется реабилитация, которую уже никто не обещал, а значит — и деньги.

По подсчётам Зумрият, только на «Пусть говорят» за пятнадцать лет вышло около десяти выпусков с близнецами. Рашид, кстати, почти никогда не соглашался участвовать в съёмках — он боится летать на самолёте. Но в один из последних разов, когда продюсеры «Пусть говорят» заявили, что его присутствие необходимо, ему пришлось полететь. Потому что Зумрият пригрозила подать на развод: «Тогда я смогла бы сказать в студии, что у меня просто нет мужа». После записи Резахановы обычно смотрели себя на большой плазме, которая висит у них в гостиной. В день показа всё село стягивалось к своим телевизорам. А на следующий день обсуждало выпуск, выясняло детали, делало девушкам комплименты. Но потом, в какой-нибудь бытовой беседе, соседи могли издевательски уточнить: «Что, опять к Малахову захотела?»

«Так нужно было. Если бы мы не говорили, молчали, то ничего бы не добились, — отвечает Резаханова. — [Непосредственно] журналисты деньгами не помогают, но когда ты на слуху, то у тебя больше возможностей… Ради известного человека люди готовы что-то сделать».

Женщина в течение нескольких лет умудрялась договариваться о частных пожертвованиях с самыми разными людьми. Звонила Галкину, например:

«— Здравствуйте, Максим, я такая-то, нам нужна помощь.

— Да, я вас знаю, Зумрият, хорошо, я вам помогу», — пересказывает она разговор. И заключает: «Больше пафоса в начальнике соцзащиты, чем в таком человеке». Женщина, в свою очередь, не забывает на праздники поздравлять его и других звёзд шоу-бизнеса. Она радостно подмечает: «А Лолита меня иногда даже первой успевает».

***

В какой-то момент до Резахановых как будто дошло, что именно добавляет им цитируемости. И в СМИ начали появляться статьи типа этой:

Мы не понимали, как теперь дома могут на нас ругаться, мы же знаменитые

Характеризуя этот период своей жизни, девушки в некоторых интервью используют слово «депрессия». Гита объясняет, что им было сложно адаптироваться после Москвы: «Первое время мы переживали звёздную болезнь. Ведь в Москве было столько прессы, столько внимания. Мы не понимали, как теперь дома могут на нас ругаться, мы же знаменитые. Очень капризничали. Могли ударить. Даже старшему брату как-то отвесили пощёчину», — рассказывает Гита.

Зумрият растолковывала близнецам: «Операция — это моё достижение, а не ваше. Я одиннадцать лет ходила по всем врачам. Что делали вы? Вы ждали. Вот когда вы сами добьётесь чего-то — это будет ваше достижение». А Зита и Гита не понимали, обретут ли они впоследствии самостоятельность, смогут ли пойти куда-нибудь учиться, в конце концов — переедут ли из села в город или нет. «Мы представляли себе какой-то другой мир, какую-то другую жизнь», — говорит Гита. Тогда же близнецы стали размышлять о суициде.

***

Вечером я листаю книжку «Не грусти». На обложке написано: «Рецепты счастья и лекарство от грусти». Она в каком-то смысле знаковая для близнецов. Те в 16-летнем возрасте очевидно грустили: часто закатывали истерики, «требовали ноги», «иногда почти ненавидели здоровых людей». Зумрият увидела книгу на базаре и привезла её домой. Женщина презентует мне издание: «Не сетуй о прошлом и не копайся в нём, оно всё равно тебе недоступно. Это прямо для вас, Нина».

Зита нашла там совет прочитать Коран. Она обсудила эту идею с сестрой, которая тогда перечитывала «Гарри Поттера», и предложила пойти в медресе — религиозное учебное заведение при мечети. Гита говорит, что в себе и в правильности этого решения «сомневалась до последнего». И в медресе — в шести километрах от дома — им сначала «не очень понравилось». Девушка поясняет: «Там давили, ставили слишком много запретов. Например, запрещали смеяться, слушать Киркорова и Валерию. А мы ведь только хотели научиться читать Коран. Мы не жили тогда в религии, наша семья была другой».

Там же девушки надели хиджабы. Гита говорит, что сначала и «мама была немножко против», и они сами боялись: «Нам помогали почти только русские, чаще всего из Москвы, мы не знали, как они отреагируют». Она вспоминает: Елена Малышева на время съёмок заставила хиджабы снять. «Мы сильно плакали. Но вот когда Зита умерла и я снова поехала к Елене Васильевне на программу, то та уже не смогла сказать мне „сними хиджаб“. Хотя намекала…» — задумывается девушка.

Надо сказать, что в Кыргызстане более 80 процентов жителей относят себя к мусульманам. «В реальности же значительная часть населения, особенно в городах и в северной, наиболее европеизированной части страны, продолжает сохранять довольно безразличное отношение к религии», — считает президент научного общества кавказоведов Александр Крылов. Согласно недавнему соцопросу, количество практикующих верующих (которые, например, читают намаз) не превышает десяти процентов от всех жителей. Но ислам является неким средством самоидентификации.

Елена Малышева на время съемок заставила хиджабы снять

На примере семьи Резахановых: они лезгины. В Киргизии живут, потому что сюда в тридцатые сослали из Дагестана их прадедов. Детей всех поколений Резахановы старались женить на людях своей же национальности, исключение сделали только для старшего брата Зиты и Гиты: тот «дружил» с сиротой-таджичкой. Он три года назад съездил в Мекку, остальные же пока не успели совершить хадж. И намаз, кстати, в семье Резахановых тоже регулярно не читают. Ни в одной мечети до Чечни они ни разу не были. Зумрият поясняет: «В сёлах они есть, но там нет женских половин. То есть в наших мечетях никто из женщин не был, это просто нельзя».

***

Разумеется, однажды я путаю Зиту и Гиту. Спрашиваю Гиту за чаем какую-то ерунду, но неправильно, мол: «А Гита любила манты?» — и прикусываю язык. «Ничего страшного, — извиняет меня девушка. — Нас всегда путают, до сих пор. Я особенно люблю, когда мне говорят: „Гита была хорошим человеком“», — и смеётся.

Между прочим, она и сама на следующий день путает имена, что уже куда более странно. Поясняет: «Я до сих пор говорю „мы“, не могу сказать „я“. В новом медресе удивляются, спрашивают: „Кто мы?“ Отвечаю, что я и Зита».

Гита возвращается в прошлое: «Мы хотели всю жизнь прожить вместе. Выучиться, удочерить ребёнка. Думали о близнецах. Уже представляли их внешность: хотели красивых, со светлыми русыми волосами. Одна бы из нас работала, а другая сидела бы с ними». Я спрашиваю, планировали ли они выйти замуж, хотя прекрасно знаю ответ. Нет, не планировали. У них нет половых органов.

«Я не смогу обеспечить потребности мужа, а смотреть на то, как ему это нужно, как он будет гулять направо и налево, я не смогу. Девочки в медресе спрашивали меня: „А ты не хочешь быть второй женой?“ Знаешь, что я говорю? — Тут Гита чуть ли не единственный раз переходит со мною на „ты“. — Будь сама второй женой! Да и вообще я не хочу. Уже дала себе слово, что не буду к этому возвращаться. Честно говоря, я разочарована во всех. Знаю, что хорошего мужа в наше время уже редко встретишь. Такого, который не будет придираться. У меня и так жизнь сложная, чтобы её ещё кто-то усложнял. А сколько я всего такого видела… И думала: „Не-не-не, нам с Зитулькой такого не надо. Без мужиков нормально живётся“, — неожиданно начинает феминистский монолог Гита. Но добавляет: — Если бы я действительно кому-нибудь понравилась, уже давно бы написали и разговаривали бы с моими родителями. А так — значит, никто не хочет».

«Намаз — это пять минут. Чем в инстаграме лазить — лучше его сделай, а?»

Вечером Гита сидит со мною в комнате и, раскачиваясь, вслух читает страницу из Корана по-арабски. «Тупица», — с досадой выдаёт она, прерываясь. Если я правильно понимаю, за восемь минут Гита должна читать одну страницу раз двадцать. Такая высокая скорость позволяет ей лучше запомнить текст.

В этом году Гита получила диплом хафиза — человека, который знает Коран наизусть. Это была их общая с Зитой мечта — ещё со времён поездки в Чечню. Тогда они узнали, что хафизом стала 12-летняя дочь Кадырова Хутмат. Близнецы следили за её успехами через ютуб и очень рассчитывали познакомиться по приезде в Грозный. «Но отец как раз в это время подарил ей путёвку в Дубай — и она улетела туда вместе со своей мамой», — с грустью говорит Гита.

В престижное медресе в городе Ош на юге, в часе лёту от Бишкека, девушка уехала учиться сразу после смерти сестры. Коран она выучила за три года, сейчас уже ездит на конкурсы чтецов, на которых часто занимает призовые места. Медресе, в котором она учится, — одно из лучших и старейших в Киргизии, а то, в которое девочки ходили до этого, — совсем не серьёзное. Экс-заместитель директора государственной комиссии по делам религии Канатбек Мурзахалилов поясняет: «Официально зарегистрированных в стране женских медресе пять или шесть. Все остальные местные существуют полулегально. Дипломы ни тех ни других государство официально не признаёт. В программу большинства медресе входит изучение правил проведения бытовых обрядов и заучивание Корана».

Подкованная в вопросах религии Гита — миссионер в своей семье: «Я рассказываю им о признаках Судного дня — а я знаю некоторую их часть, — им становится страшно, и они соглашаются: „Да, пора читать Коран“. Моя сестра Залина читает намаз, на неё воздействовать не надо. А вот невестка всё ещё ищет какие-то отмазки. Я говорю ей: „Намаз — это пять минут. Чем в инстаграме лазить — лучше его сделай, а?“».

***

В мой приезд Резахановых приглашают в Бишкек на день рождения Высшей школы SMM Motivation studio. Мы едем. Днём Гите покупают на рынке презентабельную и тёплую куртку, к вечеру она надевает её, бархатное зелёное платье с кружевом и чёрно-белый хиджаб со стразами. Зумрият рассказывает, что «стала выводить девочек в люди», сразу как только те вернулись в село: «Рашид иногда говорил: мол, может, им не надо ехать в гости или на свадьбу? Думала, что им будет трудно, они поначалу стеснялись. Но я научила их себя не стесняться».

Сёстры вместе с матерью в каком-то смысле гастролировали по Киргизии. «Я возила их к людям, которым трудно. Или приглашала таких людей к нам», — говорит Зумрият. Она вспоминает, как они ездили на день рождения к девочке с ДЦП, которая очень хотела увидеть Гиту, навещали человека со сломанным позвоночником, мужчину с ампутированными ногами. О нём рассказывает подробно: «В 2010 году в Киргизии была революция. Я по телевизору увидела эпизод, где милиционеру под ноги кинули гранату — и тот упал. Потом его показали ещё раз — среди тех, кто попал в больницу. Мне были знакомы боль и безысходность в его глазах. Я попросила мужа отвезти нас к нему — это в сорока километрах от нашего села. Нам было нетрудно поехать и сказать от всего сердца то, что мы ему в итоге и сказали».

На входе в лофт, где проходит мероприятие, их фотографируют среди золотых шаров на фоне пресс-волла. Вместе с Резахановыми стоит девочка на инвалидном кресле — они её не знают, но организаторы из каких-то собственных соображений моментально пристроили ту в кадр. Нас сажают в первый ряд перед проектором, все стулья там зарезервированы под корпоративных клиентов. Следующий час я слушаю, как важно аккуратно и красиво вести свой Instagram и другие соцсети. Директор компании вызывает на сцену сначала своих сотрудников, а потом — особо важных корпоративных клиентов и дарит им цветы. Зумрият тихо интересуется у меня: «Как вы думаете, курсы того стоят? Может быть, мне тоже пойти?» Её потом тоже вызовут и вручат букет в модной коробке. За что конкретно — директор компании потом мне объяснить не сможет. Но скажет, что давно знала женщину, много лет следила за судьбой этой семьи и думает о том, что «в будущем Зумрият могла бы прийти к ним учиться».

Молодые русские девушки писали: «Наконец-то это уёбище сдохло»

Потенциал определённо есть: Зумрият выкладывает посты в фейсбук и администрирует группу, оставшуюся от Зиты, — «ЗИТА и ГИТА Резахановы». Там три тысячи человек. «Зита завела эту группу шесть лет назад. Так трепетно её вела, так переживала, когда уходил кто-то из подписчиков», — говорит Зумрият. После смерти девочки туда набежали хейтеры: «Молодые русские девушки писали: „Наконец-то это уёбище сдохло“. Что мой ребёнок такого сделал?! Я удалила все комментарии». Она рассказывает, что позже всё-таки начала сама писать в группу: «Чтобы стало легче, всегда надо выговориться. Я не из тех, кто сидит в уголке и грызёт себя, я могу делиться с людьми».

В группе много фотографий. Больше всего лайков собрали те десять, которые Зита успела сделать за три дня до смерти. Гита поясняет мне: «Да, фотографии вообще делать нельзя. В Коране сказано: „Не показывайте себя“. Но я вот селфи, видите, тоже делаю. Мне иногда хочется. Но у меня есть такое обстоятельство: я где-то всё равно окажусь, в интернете полно моих фотографий». Зумрият про свои фотографии без платка говорит: «Я ничего такого и не выставляю. Но да, кто-то может поставить класс, написать комментарий типа „какая вы красивая“. И я могу не успеть удалить. Это плохо».

Она рассказывает, что муж вообще не знает, что она есть в фейсбуке, а сын уже угрожал ему об этом рассказать: «Нас легко найти через соцсети. Но это не значит, что мы свободные. Мы публичные. Мы получаем оттуда поддержку».

В последние годы Резахановы уже отказываются от участия в ТВ-шоу: «Мы не лезем, ребёнка и так все знают». В прошлом году, например, проигнорировали 25-летие программы Елены Малышевой. Но на «Привет, Андрей!» с Лолитой Милявской всё-таки съездили. Андрей Малахов — единственный человек, которому они никогда не отказывают. Зумрият говорит, что это было бы «просто нечестно»: «Андрей же никогда не говорил нам нет».

Резаханова считает, что сохранять публичность всё-таки важно: «Гиту, возможно, нужно будет скоро лечить. Потому что всё, что в ней находится, — это как бомба». Кроме того, она хочет, чтобы люди помнили о Зите: «Пока о человеке говорят, он жив. Она же была как ангелочек. Умирая, подавала пример другим: не озлобилась».

Зумрият даже хочется, чтобы о дочери сняли ещё один выпуск «Пусть говорят». Она также собирается в скором времени издать собственные мемуары-дневники: «Долго думала, не слишком ли личное, потом вспомнила Ника Вуйчича и решилась. Нам же так или иначе приходилось всё о себе рассказывать». Я говорю, что уже слышала от директора медресе Жанары Эжекей, в котором учится Гита, про Ника Вуйчича — австралийца, родившегося без рук и ног и ставшего суперизвестным лайф-коучем. Рассуждая о Гитиных перспективах, она рассказала, что девушку готовят к конкурсам чтецов Корана, где она, «возможно, будет побеждать и входить в топ-10», может, станет преподавателем в медресе или вузе, но лично Эжекей «больше всего видит в ней нашего Ника Вуйчича».

«Да! — подхватывает Зумрият. — Я всегда говорю: сколько вокруг нас таких Ников Вуйчичей. И вы вспомните, где рос он, а где растут наши. В наших Никах Вуйчичах героизма даже больше, я считаю».