Сын бывшего президента Алмазбека Атамбаева — Кадыр дал интервью газете «Новые лица». «Клооп» подготовил пересказ интервью.
Штурм дома Атамбаева — спланированная провокация
7-8 августа я отдыхал на Иссык-Куле вместе с матерью. Узнал о событиях в Кой-Таше я в тот же день, когда новости об этом появились на новостных сайтах. Для нас это не первая форс-мажорная ситуация, в 2010 году была схожая ситуация. Атамбаевы — люди стойкие, отец учил нас не сдаваться, поэтому мы сохраняем присутствие духа. Я убежден, что это тщательно спланированная провокация, но спланировали ее в том плане, что она безалаберна, что она привела к максимальному количеству жертв, чтобы повесить их на отца.
Я узнал, что для принудительного привода свидетеля они должны были прийти в 5 утра, но когда они приехали в 8 вечера, здесь было максимальное число гражданских. Мой отец ровно на полчаса выходит во двор, когда сюда пускают женщин и детей. И именно в этот момент власти организуют штурм, это полнейший беспредел. Местом для начала штурма выбрали центральные ворота, и это означает, что гражданские лица, которые убегали, так или иначе столкнулись со спецназом. То есть, все наши сторонники, включая женщин и детей, стали заложниками ситуации.
Если бы они зашли с других ворот у дома, то в 5 утра никто бы их и не заметил. Людей здесь было гораздо меньше, чем раньше. Они выбрали место, которое спровоцирует конфликт. Ну и представьте себя на месте жителей Кой-Таша, чьи родственники здесь остались. Они пошли их выручать не столько ради Атамбаева, а сколько ради своих родных, оказавшихся в заложниках. Людей стравили.
Ну, и спецназовцев здесь было не больше 20 человек, именно штурмовой отряд. А позднее, на второй или третий день, ГКНБ сообщило о потере более 40 единиц огнестрельного оружия, то есть его было в 2 раза больше, чем бойцов. То есть, они хотели, чтобы наши сторонники заполучили оружие, но мой отец сразу же приказал отдать его обратно силовикам. Отца защищали сотрудники госохраны, и это невероятная ситуация, когда спецназ ГКНБ «Альфа» пошел штурмовать дом, когда его защищала госохрана. И получается, что стравили не только силовиков с народом, но и сотрудников ГКНБ с другими сотрудниками ГКНБ. Мне кажется, что сотрудники госохраны должны были сделать все возможное, чтобы защитить отца.
Атамбаев ни в кого не стрелял
Отец говорил, что стрелял только он, но я убежден, что никаких выстрелов он не делал. Как только я смог попасть домой, проверил проходы второго и третьего этажа, и никаких следов крови не нашел. Ну если исходить из того, что одного спецназовца ранили в грудь, то должны были остаться какие-то кровавые следы. Мешки с песком тоже не повреждены. Ну и наконец, чтобы попасть, пуле надо было пролететь через 2 слоя крепко сложенных металлических заграждений. То есть, это практически невозможно, что отец кого-то ранил или убил. Скорее всего, это случайность либо с нашей стороны, либо с их стороны из-за этой запланированной провокации. Они хотели крови, а не мы.
Могу поклясться, что не видел, как он [отец] стрелял [когда-либо]. Бывало, что другие президенты дарили какие-то ножи, но я не помню, чтобы он когда-то их использовал. Мании стрелять по мишеням с велосипеда у него не было.
Следы крови в доме есть в проходе с первого на второй этаж, а со второго на третий нет. Мой отец был как раз на третьем этаже. Я знаю, что отец блефовал, говоря, что он будет стрелять [по спецназу].
Вина за смерть спецназовца лежит на властях
Я считаю, что отец не имеет отношения к гибели спецназова Усена Ниязбекова. Я думаю, что он оговорил себя с целью взятия чужой вины. Я хочу выразить соболезнования семье погибшего спецназовца, но также и сказать, что вина за его смерть лежит на властях, но не на Атамбаеве. 31 июля мой отец заявил, что точку в этом вопросе должен поставить суд. Мой отец неоднократно говорил, что не собирается уезжать из страны и его не закроют в СИЗО так просто, как Сапара Исакова или Кубанычбека Кулматова. Но то, как спецназу приказали штурмовать наш дом — было в корне неправильным решением.
11 августа определенная группа лиц заходила домой, но я так и не понял, чем конкретно они занимались. Они делают свою работу. Учитывая провокации, которые были при штурме дома отца, я боюсь, что правды от властей мы больше и не услышим.
Власти начали политику запугивания
Эта ситуация нас мобилизовала, мы связываемся со сторонниками. Насколько я понимаю, сейчас власти начали политику запугивания. Во время этих событий вышли не только наши сторонники, но и маргиналы, которые захотели воспользоваться ситуацией. И сейчас они могут сказать, что угодно, обвинить кого угодно, чтобы выйти на свободу. Люди начали давать показания против отца по делу Батукаева, после того, как их два месяца продержали в СИЗО ГКНБ. Сейчас будет тоже самое: их также продержут в изоляторе, после чего они подпишут любую бумагу.
Отец говорил, что примет решение суда, потому что давление на мою мать перешло все границы. Когда все так лживо представляется, мол она была серым кардиналом, как-то взаимодействовала с Манасом Арабаевым [ответственным за судебную реформу при Атамбаеве], это бред.
Мой брат Сейит при штурме в первый день сломал два пальца на ноге. Я знаю, что братья подписали подписку о неразглашении. Я не знаю, могу ли сказать, есть ли против них уголовное дело или нет. Если власти смогли что-то придумать против моей матери, то они смогут с легкостью это сделать и против моих братьев, и против меня, и против всей нашей семьи. Это месть в кокандском стиле.
Многие говорят об эффекте бумеранга, что мол Атамбаевы это заслужили, но я считаю, что злорадство до добра не доводит. Вот говорят, что мол закрыли телеканал «Апрель», а вы мол тогда закрыли «Сентябрь». Но я помню, что иск против «Сентября» подавал сам Асылбек Жээнбеков. Что-то вроде того, что его оговорили, что там экстремистские материалы. Не тех людей вы демонизируете. Ошибка моего отца — доверчивость.
Атамбаев привел страну к энергетической и идеологической независимости
Я верю в справедливость в Кыргызстане, потому что то, что произошло — спрятать не получится, да и замять тоже. Люди будут говорить правду о 7-8 августа и о причинах этого. Думаю, что отец рано или поздно, выйдет на свободу. И даже если у него и были ошибки, но количество сделанного для страны — многократно перевешивает их. Например, энергетическая независимость, идеологическая независимость. Те же самые Игры кочевников. Первые институты развития, вступление в ЕАЭС, цифровая трансформация, инфраструктурные проекты. Стереть этого не получится.
Не мой отец должен находиться в заключении, и со временем больше людей это поймут. Хотя у нас это все произошло тяжело, но мести я не требую. Я требую справедливости и понимаю, что рано или поздно к нам она придет.
Отец запрещал нам лезть в политику
Я не намерен никуда убегать из страны. Я — не Айдарчик [Акаев], не Максим [Бакиев], я не грабил эту страну.
Мы постараемся восстановить дом, сейчас он в плачевном состоянии. Другой недвижимости ни у меня, ни у матери нет. Я должен быть здесь [в доме], я должен жить здесь. Это земля моих предков. Да и жить нам негде, это единственная недвижимость, где мы можем жить. Покидать дом я не хочу.
Я думаю, что был достойным сыном своего отца. Все эти годы многие и не слышали, и не знали про многих членов нашей семьи. Отец строго-настрого запрещал нам влезать в политику. Когда-то отец пригласил меня на встречу с канцлером Германии Ангелой Меркель, я большой фанат немецкого историцизма. Сейчас я пишу вторую книгу, в которой развиваю идею того, как знания распространяются в экономике. Я планировал докторантуру, у меня есть приглашения [из университетов]. Отчасти я попытался ухватить видение отца для будущего Кыргызстана, потому что при нем впервые появился институт развития, государство начало возрождать промышленный сектор. И я думаю, что мог бы многое рассказать о том, каким мы видели будущее развитие страны.
Когда-то отец взял с нас слово, что мы не полезем в политику, но видимо, извините отец, потому что буду вынужден нарушить обещание, потому что молчать и наблюдать за творящимся беспределом — очень болезненно. Душа требует, чтобы я хоть как-то высказался.
