В Беларуси ввели (и недавно заморозили) налог на тунеядство — всех безработных граждан страны обязали выплачивать ежегодный сбор в казну государства. Русская студентка из Голландии рассказала для Kloop.kg о том, как она боролась против уплаты налога.
Материалы, опубликованные в рубрике «Мнение», выражают личную позицию их авторов.
«Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко 2 апреля подписал Декрет номер 3 “О предупреждении социального иждивенчества”. Данный правовой акт издан с целью стимулирования трудоспособных граждан к трудовой деятельности и обеспечения исполнения ими конституционной обязанности по участию в финансировании государственных расходов».
Такова формулировка белорусского «закона на тунеядство» с официального сайта Президента. Какое отношение кыргызский новостной портал имеет к Александру Григорьевичу Лукашенко и его стране иждивенцев? Да, в принципе, такое же, как и я к белорусским «дармоедам» — то есть абсолютно никакого.
К сожалению, белорусская налоговая служба моего мнения по данному вопросу не разделила. И, судя по количеству людей, день за днём выходящих на протесты в разных городах страны, я в своем убеждении явно не одинока.
Среди историй об извещениях, приходивших мамам в декрете, и мужчине, погибшему 17 лет назад, моя, возможно, и не самая удивительная. Зато она наглядно показывает, как работает (спойлер: никак) наш новый и теперь уже «замороженный» закон. Так что, вот оно: кыргызским читателям, белорусская социальная иждивенка из России.
Как всё началось
Да, я даже не гражданка Беларуси. Когда мне было 15 лет, моя семья переехала в Минск. Там я прожила три года: проучилась два класса и выпустилась из школы, полгода отучилась на физическом факультете Белорусского государственного университета, еще полгода проработала в детском кафе и в августе 2015 года уехала учиться в Голландию.
В Беларуси я жила, училась и работала по виду на жительство, который выдается на три года с возможностью продления. В общем, со второй родиной отношения у меня всегда были довольно благополучные: она меня учила, лечила и заботливо за мной наблюдала, как полагается всякому постсоветскому государству, а я в ответ ездила на республиканские олимпиады, училась на бюджете и совершенно легально работала.
О том, что после такого успешного взаимообмена страна недосчиталась от меня аж полугода финансирования государственных расходов за 2015 год, я узнала уже будучи в Голландии, когда получила звонок от родителей, обнаруживших извещение в почтовом ящике.
Уведомление пришло в начале декабря — учитывая дату подписания закона, это значит, что сработало государство вполне оперативно. Впрочем, на этом успешная работа государства и закончилась — дальше пошли сплошные недочеты, недопонимания и великая и могучая бюрократическая машина.
В моей семье извещение пришло и двоюродной сестре, которая официально проработала весь 2015 год. Но ни моя мама, не работавшая в том году совсем, ни наши друзья, трудоустроенные неофициально, «повестки» не получали.
Как сказал мой папа, когда я вернулась в Минск на каникулы: «Ты самый тунеядец». Что мне оставалось делать? В конец просрочив свои «30 календарных дней со дня вручения извещения», 18-го января я пошла-таки отстаивать своё честное имя в министерство по налогам и сборам.
Белорусские новостные порталы в тот момент разделились на два лагеря: одни советовали идти, звонить, писать в налоговую и доказывать невиновность; другие — ждать, ибо Беларусь — страна «стабильная», скоро всё отменят.
На тот момент мне показалось, что скрывать мне было нечего, и я послушно последовала совету первых. Но не тут-то было — налоговая служба Республики Беларусь, видимо, придерживалась другого мнения.
Какие обнаружились проблемы
Оправдываться я пришла с трудовой книжкой, письмом о зачислении в университет, студенческой визой с августа 2015-го по декабрь 2018-го и паспортом с отметками о выезде из и въезде в страну. Тут мне разъяснили, что к моей работе в детском кафе с марта по июнь у господ инспекторов претензий нет, и налог мне, между прочим, рассчитан с вычетом этих месяцев. А вот заморские дела с августа по январь следующего года у них явно вызывали сомнения.
Первой в ход пошла справка о зачислении в университет со святой двоицей в виде печати и подписи. Несмотря на эти чтимые и уважаемые в наших государственных структурах признаки легитимности, справка была отвергнута с аргументом «то, что тебя приняли, ещё не значит, что ты туда поехала».
Когда я в ответ показала студенческую визу и штамп о выезде из страны, инспектор глубоко вздохнул. Вздохнул и начал считать дни.
Дело в том, что один из подпунктов вышеописанного Декрета номер 3 гласит, что налогом не облагаются проживающие на территории республики менее 183 дней в году.
Шли минуты; папа, намеренно оставленный за дверями кабинета, рвался в бой; инспектор считал и потел. Дней не хватало. В ход пошли мои многочисленные разъезды в Украину и Россию, но и их оказалось недостаточно. Бледно-розовые штампы белорусской границы, оставленные на розовой бумаге российского паспорта читались двояко.
Но даже при лучшем раскладе вердикт был один: дней вне временной родины было то 140, то 150, но никак не 183. Тогда я вернулась к вопросу университета и тому, что помимо двух месяцев в начале года и месяца с половиной летом, когда я была в разъездах, я вообще-то работала или училась. На мои слова о том, что есть же у них другие случаи учебы за границей, мой обвинитель сказал, что есть, «но они обычно уже не первый год учатся, и у них дней хватает». В общем, я у них оказалась уникальным случаем.
По идее, я подходила под пункт о тех, кто освобождается от уплаты. Сюда входят учащиеся дневной формы обучения, в которые, по словам господ инспекторов, могла бы входить и я со своим голландским университетом.
Могла бы, если бы не одно но: на моей справке не сказано, что я учусь на дневной форме (понятие full-time они принимать категорически отказывались). В добавок, у меня «не было» доказательства того, что я-таки поехала туда учиться (студенческая виза с голландским словом studie была отвергнута аргументом «откуда мы знаем, что тут написано»).
Шли минуты; инспектор уже не считал, но потел обильно.
Как меня (ни для кого не понятным образом) спасли в налоговой
Тут в дело вступилась соседка моего обвинителя по кабинету, специалист по тем же иждивенцам, насколько я поняла. С лёгкой руки она пересчитала мои недостающие дни и, не долго думая, приплюсовала к ним те четыре месяца, которые я работала. Каким удивительным образом пункт о 183 днях проживания вне страны был совмещен с моей рабочей деятельностью, уже вычтеной из налога, неясно было никому, но дней вдруг стало достаточно, и кабинет выдохнул.
Ещё меньше я стала понимать, что происходит, когда, после всех манипуляций с подпунктом о 183 днях, меня отправили домой со справкой об аннулировании на основании обучения на дневной форме. Однако задавать лишних вопросов я не стала, благо от уплаты налога меня освободили.
Уже выписав аннулирование, вступившаяся за меня инспектор дала мне свой электронный адрес и попросила по приезду в Голландию отправить ей ещё одну справку из университета и приложить собственный перевод. Получила я её на прошлой неделе. В день, когда закон на тунеядство в Беларуси официально заморозили.
Вся моя история имела бы несколько очевидных выводов: подобный закон просто невозможен в условиях отсутствия общей базы данных; закон сформулирован настолько неточно и неправильно, что ни «дармоеды», ни инспектора понятия не имеют, как с ним обращаться; в конце концов, неясно, кто имеется в виду под тунеядцами в «демократическом, правовом» государстве.
Имела бы, вот только единственный правильный вывод уже месяц отстаивается белорусами на улицах страны: «заставлять работать тех, кто должен и кто может», как определил президент Лукашенко — рабство. Даже в стране последнего диктатора Европы.
Источник главного фото: Радио «Свобода»
По теме:
