Билет за грёзами «Фрунзе — Пинар-дель-Рио». Как советская учительница уехала за принцем на Кубу

В середине 80-х учительница из Фрунзе пошла на авантюру — она влюбилась в военного курсанта с Кубы и следом за ним и мечтами о карибской экзотике полетела на Остров Свободы. Увы, грёзы остались грёзами, а Остров Свободы чуть не довел её до суицида.

История записана Светланой Зеленской со слов Елены Литовской, которая оставила на Кубе мужа, мотоцикл и целый контейнер своих вещей, но зато вернулась домой непобежденной.

С Карлосом мы познакомились в воинской школе, в училище для студентов-иностранцев. Советский Союз в то время снабжал Кубу самолетами, и вот он у нас обучался — техник по электрооборудованию самолетов МиГ-29, что-то такое.

Первый раз мы встретились на каком-то празднике. Он вошел в класс весь в синей военной форме (а у меня папа авиатор), а я стою вся в розовом. Он такой красивый, с большими глазами, волнистыми волосами. И все — любовь с первого взгляда. Единственное, что он мог тогда сказать по-русски — преподаватель. Он не был моим студентом, но мы часто сталкивались — я у них уроки проверяла. Мне тогда было где-то 25.

Сначала я не подпускала его к себе — со студентами ничего не может быть, запрещено. Мне так папа говорил, тем более КГБ нас пасло всегда. А спустя время мы поженились. Отец был против, и я всю свадьбу организовала сама. Она была неофициальная — целый год ни ему, ни мне не давали разрешения на свадьбу. Это был 1987 год — в то время неохотно расписывали с иностранцами. Когда на работе узнали, что я выхожу замуж за кубинца, мне устроили травлю. Один из студентов написал на меня донос, что я чуть ли не со всеми подряд сплю.

Муж мой, как курсант, имел право только по субботам приезжать домой. Мы вот так и жили три года во Фрунзе, до отъезда.

«Урал» для Острова Свободы

Я такая дурдына была, ему так верила. Многие говорили: «Лена, он тебя обманывает». Но я верила ему, и стала готовиться к отъезду на Кубу, потому что Карлос остаться не мог — как военнообязанный он должен был выполнять свой гражданский долг, на Кубе с этим очень серьезно. Если бы он остался, у нас здесь могли быть серьезные проблемы.

Его мать прислала мне приглашение. В эмиграционной службе посоветовали не делать документы на ПМЖ, а сначала пожить там по гостевой визе: «Съездите, посмотрите. Понравится — вернетесь, переделаете, а не понравится — вы ничего не потеряете».

Когда я сказала об этом мужу, такое началось! «Ты меня не любишь, не веришь мне! Там будут говорить, что раз не на постоянную, значит она тебя не любит!» Его мать письмо написала, и сестра тоже. Мне тогда надо было задуматься, почему они так подозрительно активно за это взялись.

Если бы я ехала по гостевой, то не имела бы права взять контейнеры. Они разрешались тем, кто на постоянное проживание едет. Я представляла, что у меня будет дом — три комнаты — и все планировала в каждую комнату: шторы, покрывала, коврики, посуду. Ну и купила все, и даже мотоцикл. Целых два контейнера везла.

Мотоцикл «Урал», еще и с коляской — это голубая мечта каждого кубинца. Это лучше, чем какая-то крутая машина. Тогда на Кубе в основном были машины американские, еще 50-х годов.

За разрешением на вывоз и транспортировку своих контейнеров пришлось ехать в Москву, где мы еле его получили. А главное, по дороге у меня на глазу такой ячмень раздулся, да и потом я чуть не села на самолет в Сербию. Может, это сигнал был: «Лена, куда ты суешься?»

«У нас все живут скромно»

Карлос улетел первый вместе со всеми курсантами, а я потом уже.

Оказавшись на Кубе, я по-испански знала слова «вода», «здравствуйте» и «дом». Подхожу в аэропорту к иммиграционной службе — меня спрашивают адрес. Я говорю, что забыла, а они на меня все посмотрели как на больную. Там, наверное, подумали, что русские вообще какие-то все авантюристки. Потом вышли, стали кричать: «Кто там ждет Лену Литовскую?» Муж тогда прибежал вот с такими глазами.

Город меня шокировал — там нет зелени, вообще. Даже в парках все бетонное и несколько деревьев по краям. Сам город называется Пинар-дель-Рио, это на юго-западе Кубы. С испанского переводится как «сосна на берегу реки». В этом регионе раньше жили испанские землевладельцы, там очень хорошая земля.

Квартира шокировала не меньше. Карлос мне рассказывал, что у него богатая семья, я подругам говорила: «Я вам пришлю фотографию, у них есть дом на берегу моря, яхта и машина». Представляла, что сижу на яхте: в одной руке ананас, в другой еще банан какой-нибудь, ну и моя счастливая морда. А там четыре очень маленькие комнаты, где проживало 10 человек: тети, дяди, племянники.

Меня поразило, что в комнатах практически ничего нет — нищета полнейшая. Я спрашиваю мужа: «Слушай, у тебя папа врач, неужели он ничего не заработал?» А он: «Нет, у нас все скромно живут».

Когда я приехала, было еще более или менее — где-то с месяц. А потом американцы ужесточили санкции против Кубы, и тогда такая нищета началась!

«Дай в глаз моей маме»

Три дня у меня была истерика. Есть ничего не могла, домой хотела. Каждый день только рис и фасоль. Я рис вообще не любила, а фасоль только в виде супа.

Был большой минус — я не знала языка, но я его учила. Через время уже понимала, что говорит его мама. И я поняла, что меня ждали только ради моих вещей. У них радость в семье была, все были такие счастливые, когда пришли мои контейнеры, привезли все эти ящики.

Они тараторили без перерыва — обсуждали мои вещи. Мне как мешком по голове ударили — сижу и не могу ничего понять.

Когда закончили осмотр, уже свои лапки пытались туда запустить. Я мужу говорю: «Ты им, пожалуйста, сейчас скажи в последний раз: это все мое! Это все купила я, им ничего не дам». Он как студент ничего не мог купить, у него денег совершенно не было.

Когда его родственники поняли, что им ничего не достанется, они меня возненавидели. Стали говорить ему, что его жена проститутка. Мы с ним ругались — я тогда выучила некоторые ругательства по-испански. Первое время ругалась несильно — так, по-скромному. Без этого никак, там по-другому не понимают.

Кубинка уважает женщину, если та с ней подерется. Правило такое. Если женщина покажет, что она агрессивная, может себя защищать, то они ее будут уважать. Младшая сноха со свекровью подралась, расцарапала ей физиономию, выдрала полголовы волос. И после этого они были такие подруги!

Сам муж мне сказал: «Лена, тебе надо было моей маме дать в глаз, тогда бы она тебя любила!» Я поняла: если едешь туда, то надо быть подготовленной. Особенно тяжело тем, кто отсюда, из Фрунзе — все-таки азиатские традиции, мы скромнее. Там еще были девчонки, но они из России, более раскрепощенные, а для меня все, что я видела, дико было.

Свекровь целыми днями ходила с сигаретой в зубах, в драных штанах и бюстгальтере — это ее вид постоянный. Перед приходом мужа с работы она причесывалась, надевала какую-то кофту и его встречала. В такого рода кофточках учителя ходили в школу. Я один раз увидела учительницу — она сидела на столе, на ней были тапочки, на голове бигуди, а ученики — один на голове стоит, двое дерутся, мальчик с девочкой целуются. Когда мне предложили работать в школе, я отказалась.

«Кушать хочется»

В магазинах практически ничего не было. Там так: продукты поступали на неделю, всё стоило копейки, но купить все можно было только по талонам. Покупать ты мог только в определенном магазине, который рядом с твоим домом — в карточке для талонов был указан адрес прописки.

Когда я пришла в первый раз в магазин за мясом и подала карточку, в которой прописано 10 человек, продавец стал отрезать тонкий кусочек — вроде бифштекса. Я думаю, вот какой сервис — на каждого порционный кусочек! Оказалось, что на всю эту семью только два таких кусочка. Когда отдали мне это в кулечке, у меня челюсть отвисла — одна кубинка и говорит: «Русская увидела, сколько мяса мы получаем на неделю».

Молоко давали только семьям, где есть ребенок до года, а сгущенку — если есть ребенок до семи лет. Взрослым молоко не давали, и купить нельзя было. Базара не было — Фидель сказал, что это спекуляция, и все их закрыл.

Свекровь стала прятать все продукты, и я голодала по-черному. Они не завтракали: чашечка кофе — и все. В холодильнике у них была такая картина: стоит вода и их паста с перчиком. То, что готовили, они сразу съедали. А я взрослая женщина, мне 30 лет, кушать хочется. И вот я начала бегать по знакомым: кто мне бананчик даст, кто еще что — бегала, чтобы хоть немного насытиться.

Потом я заставила Карлоса отдельно взять карточку, только на нас двоих — тогда я уже хоть какие-то продукты стала получать и уже сама стала готовить.

С мужем мы особо никуда не могли сходить. В ресторан можно было попасть только по приглашению — их выдавали передовикам производства. Там подавали только определенное количество блюд.

Я в ресторане была всего четыре раза — один из них был в мой день рождения. Я из Фрунзе привезла бутылку шампанского, и мы с нашими соседями на мотоцикле поехали в ресторан. На каждого принесли по тарелке риса с фасолью, ну и еще по блюду заказали. Я не пила, поэтому мне принесли стакан йогурта. Ссылаясь на мой день рождения, я попросила принести еще один, но официант ответил, что не может: «У нас контроль — по стакану на человека». Тогда я предложила угостить его шампанским. Мы с ним потихоньку под столом чокнулись бокалами, и он принес мне еще один йогурт.

А когда мы были в ресторане в следующий раз, я впервые попробовала мясо крокодила — очень вкусно, я такого мяса больше нигде не ела.

Мама для поросят

Год проживания на Кубе закончился для меня нервным срывом — тогда я поняла, что надо ехать на каникулы. А когда приехала домой, мама мне сказала: «Лен, может ты не вернешься?» И я тоже подумала, что может действительно не стоит. Я совершенно не хотела возвращаться — мужу я нужна была только как бесплатная домработница. И я ему написала.

Карлос знал, что я честная, ответственная. Он стал писать телеграммы, звонить, говорить, как он меня любит — просил вернуться.

И я приехала. Мне так вещи было жалко, ведь я все из дома вывезла, вообще ничего не оставила, даже сапоги увезла.

Потом, конечно, я поняла, что зря вернулась.

А тогда я ему сказала: «Срочно покупай дом или я опять уезжаю». Ну, в общем, муж на мои деньги купил дом в деревне, и мы стали там жить.

Дом стоял на холмике, а внизу река была, с которой рано утром поднимался туман. Он был старый — крыша текла. Когда шел дождь, то через большую щель между стеной и крышей вся вода летела в комнату — как раз в спальню.

У меня было большое хозяйство: три барана, коза, которая потом родила козленка, 33 курицы, кошка и две взрослые свиньи: мальчик Огурчик и девочка Гуня — сокращенно от Гадюка, вредная была.

Я выросла в городе, свиней только в кино да на картинках видела, тетя мне на них показывала: «Леночка, вон там свинка стоит, но ты ее не трогай». А там я у Гуни даже роды принимала.

У нас в спальне на полу одной доски не было — каждое утро поросята проходили под полом и будили меня через эту щель. Получается, прямо под кроватью все семеро стоят и хрюкают, а мамашка, привязанная снаружи, орет. Я выходила выпускала ее, она сразу в сад бежала, а свинки за мной бегали. Я их кормила — они меня считали мамой своей, наверное.

Карлос потом перешел работать в полицию, а полиция там — бог и царь. Приезжал он редко, потому что работал в городе, а добираться из деревни туда было тяжело.

Мечты об отварной картошке

Мне, городской девочке, маминой дочке, было тяжело психологически и физически. Столько я никогда в жизни не работала. В 7 утра вставала и в 7 вечера, после того, как свиньи лягут спать, я могла хоть на себя обратить внимание.

Муж ленивый, его родственники — тунеядцы, поэтому ни свинарника, ни курятника у меня не было. Куры ночевали на дереве, потому что крысы могли их съесть.

Жили мы за счет этого хозяйства. У Карлоса зарплата была примерно 240 песо. Чтобы вы понимали, кусок нормального туалетного мыла (не кубинского) тогда стоил 75 песо.

Корм доставали, где могли. Муж один раз принес мешок детского питания. Я у соседей отходы от молотого риса просила — делала свиньям какую-то болтушку, они ели.

Я общалась со свиньями по-русски — они все понимали. Соседка говорила: «Русская, у тебя даже свиньи по-русски говорят».

А вот собаки у меня не выживали. Тяжелые условия были в доме: холодно, отопления нет, а летом практически каждый день дожди. Первые полтора года свет давали только на шесть часов.

У меня кличка была «Чина» — это «Китай» по-испански. По молодости глаза были с восточным разрезом — что-то немного татарское напоминало. Кубинцы-то представляли, что русские только беленькие, со светлыми волосами и глазами. А у меня карие глаза, темные волосы и загорелая кожа, поэтому они меня принимали за свою.

В деревне ко мне хорошо относились — они видели, что я одна практически тащу все это. Понимали, что муж тунеядец, и знали, что погуливает, но мне не говорили. Как-то уважали. И даже староста деревни сказал, что у этой русской золотые руки на свиней — моих поросят раскупали влет.

Когда у меня спрашивали, о чем я мечтаю, я говорила, что об огромной кастрюле отварной картошки, огромном тазе свежего салата (помидоры с огурцами, перчиком и луком) и о буханке хлеба. Мечтания больше никуда не шли.

Муж один раз спросил: «Какой ты подарок хочешь: мешок корма для свиней или французские духи?» Я ответила: «Что за дурацкий вопрос? Конечно, корм для свиней! Какие духи с этими руками!» От меня запах такой шел, хрюшачий, что подруги говорили: «Ну, понятно, Лена занимается свиньями».

Так вот весь день я возилась с хозяйством, а еще надо было ездить за продуктами в город. Прописана я была у свекрови и не имела права ничего в деревне покупать. Я, конечно, могла переделать прописку, но тогда надо было выписаться, а у меня там все вещи лежали. Я боялась в деревню все перевозить, воровали там только так.

С транспортом были вечные проблемы. Точнее, транспорт-то был, а вот бензина не было. От деревни до города 10 километров. Автобус ходил очень редко, и я ловила разные попутки: ездила на лошади, ишаке, быке, велосипеде, на велосипеде с моторчиком, на тракторе, на машине для ремонта с подъёмником (села прям на подъёмник), на огромном грузовике с сетками, где скот перевозят. Научилась ездить на самосвалах. Какая там техника безопасности?! Главное — вцепиться во что-нибудь, чтобы не вылететь.

Был период, когда света не было каждый день по 16 часов. А у меня в деревне все электрическое — я даже есть не могла приготовить. Пришлось, помню, на костре готовить, а из меня юный тимуровец вообще никакой. Я даже не знала, как костер разводить. Я палки положила, бумагу внутрь — и зажигаю. Дерево сырое было, поэтому не загорелось. Я тогда взяла и бензинчику подлила. На мое счастье, дом был сырой — огонь был до крыши. Еду и себе, и свиньям я минут за 15 приготовила.

Сидеть приходилось в темноте. Ну свиньи-то спят, храпят там себе счастливо, а мне-то что делать? Чтобы не так страшно было, я иногда ходила к соседям. А еще сделала светильник из банки, проволоки и тряпки — его там называют «чисмесо», что означает «сплетница», «болтушка».

Когда у меня поселились друзья — мой бывший студент и его жена, тоже из Фрунзе — уже веселее стало, хоть с людьми пообщаться. Их выгнали из дома, и прожили они у меня около года. У Фариды была угроза выкидыша из-за голодания — я доставала какие-то продукты, подкармливала ее. У меня материнское чувство сработало, наверное. Ребенка удалось сохранить.

Первое, что она сделала, когда вернулась — пошла к моим родителям и поблагодарила.

«Давай по-хорошему»

Я жила и мужа толком не видела. Так мы прожили три года, и я решила все-таки уезжать — потихоньку начала делать документы, и ему не говорила. Но меня заложила моя же подруга — все ему донесла.

Карлос меня выловил в городе, подставил пистолет к носу и сказал, что, если я не разорву документы, застрелит. Я умирать не хотела и порвала документы.

Через время я узнала, что он мне изменяет. Девчонки не выдержали и рассказали, что у него много женщин, а одна ждет от него ребенка. Он ведь в городе практически все время жил, а я была в деревне. Тогда я решила Карлосу уже ничего не говорить и поехала потихоньку делать развод. Оставила хрюшек на своих друзей, с которыми жила, и отправилась в Гавану.

А там мне говорят, что я опоздала — приходите, мол, завтра в шесть утра. В этом городе я не знала никого, у кого можно было остановиться. Думаю, ладно, пойду перекантуюсь на вокзале. Оказалось, что он на ночь закрывается.

На улице еще и дождь начался. Смотрю, парень стоит — как оказалось, он ехал куда-то на восток и ждал, когда откроют вокзал. Ну мы и решили вместе подождать: он достал газетку, мы сели на нее, прижались друг к другу, как два котенка — так ночь и перекантовались. В пять утра открыли вокзал, я умылась, подкрасилась и отправилась в офис — взяла все документы о бракосочетании и поехала сразу к адвокату.

Она сказала, что никакого дележа вещей не будет — муж был студентом и получал стипендию, и закон на моей стороне.

Когда Карлосу пришла повестка, он прибежал к адвокату. А у нее, на мою беду, муж тоже в полиции работал — но должностью пониже, чем мой супруг. Ну, и Карлос сказал ей, что, если она не переиграет это все, ее муж вылетит из полиции. А полицейские все-таки получали побольше остальных.

Она меня вызывает и говорит: «Может, вы уедете сейчас и все? Я вас разведу, а вещи вы ему оставите». Я ей говорю: «С какого перепуга я ему должна оставлять?» Ну и она мне: «Вот понимаете…» — и начала ерунду какую-то говорить.

Тогда я иду к мужу: «Это ты, гад, сделал?» Он: «Я. Давай, Лен, по-хорошему — ты мне половину оставляешь. А если откажешься, я тебе наркотики подкину в дом, и тебя на пять лет посадят». Я поняла, что он это может сделать.

Мы официально еще не разошлись, и я не продавала вещи. А он ушел и говорит: «Тебе нужен хозяин, а не муж».

Он оставил меня со всеми животными без продуктов и денег. Талоны были, но не на что было продукты покупать. Что хочешь, то и делай! Кушать своих животных не могла — каждую морду их знала. Свиньи мне как дети были. Как я их есть могла? Баранов муж обменял на велосипед, за Огурчика у меня появился телевизор, а кур я продавала через знакомого.

После развода мы с мужем разделили вещи, и как раз проблемы начались — песо стал сильно падать, а доллар вырос. За всю свою половину я получила копейки. Да еще меня моя подружка обчистила. У нее были мои деньги, она помогала мне продавать и устроила бизнес на продаже моих вещей.

Когда я потом узнала, что практически осталась без денег, уже нечего было брать с собой. От двух контейнеров с вещами у меня остались два платья и югославские сапоги — да и те крысы съели. Я осталась как белый ангел — не запятнанная какими-нибудь вещами.

Соседи устроили мне травлю — один из них хотел, чтобы я оставила ему свой дом. Он со своими друзьями ходил вокруг дома с мачете и на моих глазах рубил моих кур. Потом он на меня написал донос, что я неблагонадежная и меня надо посадить.

На Кубе есть официальная должность — фискал. Он доносит на всех, кто что-то говорит против Фиделя и его брата Рауля. А я там всех крыла — и Рауля, и Фиделя.

Ко мне приехал полицейский — он посмотрел на меня и вдруг говорит: «Лена, это ты? Я же твой студент из Фрунзе». И тут мы с ним обнимаемся, целуемся, а мой сосед стоит, и у него челюсть отвисает. Полицейский потом пошел и поговорил с соседом — так тот потом извинялся и обходил мой дом десятой дорогой.

Еще мне помог сын моей хорошей знакомой Раи — она сама из Одессы была. Он возглавлял бандюганов в нашем городе, был очень сильный, занимался боксом. Этот мальчик приехал и сказал: «Это моя подруга, я ее люблю, и, если она против вас хоть полслова мне скажет, то все — у вас такие проблемы начнутся!»

Первые несколько дней после ухода Карлоса я вообще ничего не ела. Потом как-то крутиться стала. Мы с одной девчонкой занялись мелким бизнесом — покупали рис у нас в деревне и везли его в Гавану. Там он был в три раза дороже. Мы его оптом сдавали, получали деньги, в валютных магазинах покупали мыло, шампуни, стиральные порошки — то, чего в селах нет. У себя в деревне все это сдавали и опять на эти деньги брали рис.

Вот так у меня появились деньги.

Лена Литовская и ее кубинские свиньи

После развода я была так изолирована, что стала, как свекровь говорила, «эста секо» — то есть сухая. Я высохла, кожа была как у бабушки, сморщенная.

Дошло до того, что я решилась на суицид после такого предательства от самого близкого человека. Приготовила таблетки, стакан воды. Потом как просветление — может меня мама вспомнила? — думаю, вот я сейчас себя убью, и меня ведь не найдут, а этим радость, что все вещи им. А моя мама, как только узнает, так это будет второй труп, а затем и папа умрет. Это ведь я сделаю плохо своим родным, и я сказала: а вот фиг вам!

После этого взяла себя в руки, пошла и сделала химию (а то страшенная была), подкупила одежду, косметику. Уже потом, гордо подняв голову, прогуливалась по району, где муженек бывший жил. Он, когда меня видел, зверствовал. Самое смешное, что его тетка просила с ним поговорить, потому что он гулял от его новой молодой жены.

Письма из старой жизни

Мне предлагали остаться на Кубе. В принципе, хорошие перспективы были устроиться в Гаване, но я такой человек — если я приняла решение, то меня остановить уже очень трудно.

Вернулась я в августе 1995 года в Бишкек с одним чемоданом, набитым продуктами: ром, вино, ликеры, желе, сладости из кокоса. Тяжело было вернуться в незнакомое государство — когда я уезжала, был еще Советский Союз. Первое время было трудно, потом адаптировалась, устроилась на работу.

В 2001 году Карлос стал писать письма. Это где-то через шесть лет после того, как я уехала

Написал, что стал верить в бога, ушел от жены, но она его обчистила. Сейчас живет у мамы — она сказала, что если бы была Лена, то с ним такого бы не случилось. Писал, что ждет. Письма были большие, писал по-русски. Практически каждую неделю я их получала, наверное, в течение полугода.

Сначала я ему отвечала. Пишу и реву, и мама ревет. Потом мама сказала: «Лен, ты надрываешь себе сердце, заканчивай это дело». Тогда я написала, что все — и больше не отвечала.

Я понимаю, что мне туда не надо ехать, потому что у меня Куба связана только с нехорошими воспоминаниями: его предательство, подруги предательство, плохая жизнь. Мне хочется посмотреть еще раз, страна же очень красивая, но боюсь, что если я туда приеду и начну все вспоминать, то опять буду сильно расстраиваться.

Перед тем, как улететь, я своему бывшему мужу сказала: «У меня ты жил, как у Христа за пазухой. Мама с тебя пылинки сдувала, а ты меня обобрал и такую жизнь устроил. Бог тебя накажет — тебя и твой мотоцикл. Ты почувствуешь, что значит предавать так человека, который тебя любил». В результате так и случилось. Он пьяный сел на мотоцикл и врезался в грузовик. Мотоцикл — в блин, а он остался инвалидом и теперь ходит с большим трудом.