На Международном фестивале документального кино о правах человека Docudays в Киеве показали фильм испано-немецкого режиссера Розер Корейя «Хватай и беги» («Grab and run»). Название — дословный перевод кыргызского «обычая» ала качуу. Почему жертвы похищения склонны оправдывать его, какие параллели с украинской реальностью находили зрители, и почему о насилии после фильма говорили в том числе и мужчины?
Автор колонки — Григорий Пырлик, журналист, родившийся в Кыргызстане и живущий и работающий в Киеве, Украина. Повествование ведется от его лица.
Полгода назад вместе с девушкой-украинкой мы ездили в Бишкек на свадьбу друга. Через несколько дней после торжества молодожены пригласили нас в гости — ответить на вопросы и рассказать о традициях. Мы спросили, почему, по аналогии с украинскими свадьбами, в Кыргызстане не устраивают потешное «похищение невесты».
«Здесь с этим не шутят», — был ответ.
Похищение невесты далекая от Азии публика склонна воспринимать как комическую часть свадеб или смешную сцену из фильма «Кавказская пленница» — «В соседнем районе жених украл члена партии». То, что вообще это совсем не смешно, показывает другое кино — документальное. Лента «Хватай и беги» («Grab and run») вышла на экраны в 2017 году. На показ в Киеве никто из съемочной группы фильма приехать не смог. Делиться увиденным зрителям пришлось между собой — в том числе и со мной.
В фильме за 85 минут нет ни одного авторского комментария. Лишь изредка проскакивают вопросы. Весь звуковой ряд — истории украденных женщин и их родителей, потенциальных и состоявшихся похитителей, фрагменты урока, где учителя пытаются разъяснять, что ала качуу — преступление, и связь с традициями кыргызского народа в нем весьма условная. Фильм шел на кыргызском — с украинскими и английскими субтитрами.
Главное впечатление от ленты — не ожидаемая от стороннего автора глубина. С помощью героев режиссер углубляется в причины явления — похищают женщин не только те, кто хочет сэкономить на свадьбе; к силовому методу прибегают зажатые молодые люди, которые боятся знакомиться с девушками как все.
Автор исследует технологию манипуляции — когда на порог дома «жениха» кладут хлеб и говорят: «Ты что, через хлеб переступишь?» Или кладут в рот женщине в бессознательном состоянии топленое масло и воду: «Там, где женщина приняла еду, там она должна остаться». Запомнилась и такая фраза: «Камень должен лежать там, куда его бросили».
Розер Корейя заставляет задуматься, почему жертвы ала качуу оправдывают эту практику. «Я не считаю ала качуу плохой традицией», — говорит женщина, которую украли, а затем муж по настоянию свекрови вернул ее назад родителям. Вернул беременную.
Волнообразное повествование дает передохнуть. История женщины-врача, украденной из города в село, выглядит сравнительно благополучной. Жертва осталась с мужем, сейчас работает в сельской амбулатории. Говорит, что работа ей нравится — близко к людям. И тогда ала качуу кажется просто чудаковатой традицией.
Но вот другая сторона. Двух женщин-героинь фильма украли, когда они должны были ехать за границу — их цели и карьерные планы никого не беспокоили. Одна женщина рассказывает, как отказывалась покориться судьбе. И ее оставили один на один с «будущим мужем», чтобы тот ее изнасиловал.
Побои и насилие сопровождало весь их брак, а милиция не принимала заявление, считая семейные ссоры несерьезным делом. Учительница в классе вспоминает, как ее ученица покончила с собой, не желая жить с навязанным мужем.
Впечатляет беседа четверых старшеклассниц на скамье перед школой: «Я боюсь возвращаться одна домой, меня могут украсть». И контрастом — другое мнение: «С тех пор, как Атамбаев запретил ала качуу, молодым людям стало труднее находить пару». Запоминается спор учеников с учительницей. «Ала качуу — не преступление, это наш обычай», — говорит один из них.
В эпилоге мы видим улыбающуюся друг другу пару, сидящую за столом.
— Я ее украл, — говорит мужчина.
— Я надеялась, что мы это никогда не вспомним, — отвечает жена.
И история отматывается на полгода назад и выходит на главный пик. На видео, очевидно, снятом кем-то из родственников, мы видим ту же, заплаканную женщину. Ее только что привели в дом «избранника». Она плачет, а женщины из его родни (можно предположить, что их в свое время так же украли) пытаются надеть ей на голову платок и приговаривают: «Не плачь. Это твоя судьба». Сообщник похитителя говорит:
— Ты, главное, с утра коров подои.
— Вы чё, вообще охренели? — реакции женщины начинает аплодировать зал.
В конце концов к похищенной выходит ее будущий муж. Просит оставить их наедине. Обнимает и пытается утешить.
«Ты что, не мог нормально посвататься, спросить разрешения родителей?» — вопрос девушки повисает в воздухе — и вызывает тяжелую тишину в зале.
Дав людям перевести дыхание, я подошел к ним с диктофоном. И вот, что услышал.
«Там, где недостаточно образования, всегда будут проблемы» — Елена, зрительница
— Мы на этот фильм пришли случайно, но это хороший момент, чтобы пережить, как бывает. Его нужно показывать подросткам. Потряс весь подход в целом. Поражаешься, что так далеко это все существует. И ты ничего не можешь с этим сделать. И закон не может помочь.
— А насколько далеко показанное от Украины?
— Нет, не далеко. Там, где недостаточно образования, там всегда будут проблемы. Там, где недостаточно действий у власти, будут такие истории с нарушением границ и прав.
«Женщины оправдывают похищение, потому что семья — это зависимость» — Александра Чуприна, режиссер-документалист
— Меня особенно поразила последняя сцена, которую сняли родственники. Я чувствовала себя, как Алекс из «Заводного апельсина», которому открыли глаза и он наблюдал насилие. Я думаю, что без этой сцены фильм был бы другой. Я благодарна тем, кто ее снял. Это насилие, которое надо увидеть. Меня еще поразило, что женщина знала парня — она сказала: «Пришел бы по-человечески, нормально». А представьте себе, что происходит с женщинами, которых крадут, и они не знают, куда едут. Они думают, что это традиция, но это насилие с целью обладать человеком. Это рабство.
— Почему оправдывают похищение те, кто его пережил?
— Потому что они в относительном комфорте уже. К тому же семья — это зависимость. Быстро рождаются дети. У нас в Украине тоже полно насилия — и физического, и психологического. Страшно об этом говорить.
«Вижу аналогии со своей жизнью» — Александр Московчук, зритель
Меня не то, чтобы что-то впечатлило в фильме — меня поражает, что такое в принципе есть. С тем необоснованным следованием традициям — «потому что так надо». Я вижу аналогии со своей жизнью. Мне родители говорят: «Ну, женись!» — «Зачем, не хочу!» — «А я хочу воспитывать внуков» — «А я, — говорю, — не хочу иметь детей». А о показанном в фильме — в 2018 году следование таким традициям считаю простой тупостью и отсутствием информационного знания.
«Не знала, что доходит до физического насилия». Татьяна, зрительница
Я ожидала, что фильм будет однобоким. Но тут очень хорошая, глубинная работа. Показано разное отношение — и то, как жертвы оправдывают похитителей. Я слышала истории, как девушек похищают. Что может на порог лечь пожилая женщина, чтобы девушка не переступила и не ушла. Но чтобы физически воздействовали, не предполагала.
«Мне просто повезло с окружением» — Дмитрий Щебетюк, член жюри
— Фильм показался немного затянутым. Очень долгая завязка. Но, с другой стороны — картинка в фильме (пейзажные сцены — ред.) — просто бомба. Аж захотелось поехать в Кыргызстан, посмотреть. Но очень хорошо, что показаны все стороны. В какой-то момент я начал думать: «Может, им и ok так?». У нас мы сами выбираем, семьи постоянно разваливаются, а так кыргызы выживают, увеличивается население. Однако ясно, что это вообще не нормально, когда женщине не дают прав. Было интересно наблюдать, что кто-то нормально это воспринимает и переживает это. Но люди забывают пережитое, а потом мучают других. Но последняя сцена — это полная ж… Переживания только что украденной женщины — это жесть. Даже если бы это была традиция, то в XXI столетии это вообще никуда.
«Поражает власть предрассудков над человеческой волей» — Мария Томак, координатор «Медийной инициативы за права человека»
Мне кажется, проблема так называемых традиционных ценностей («скреп») универсальна, просто в некоторых странах или регионах она более выразительна, а где-то — менее. И она связана с такой же универсальной и глобальной проблемой модернизации.
В буквальном виде, конечно, ситуация в Кыргызстане с похищением незамужних девушек Украину мне не напоминает, но именно на уровне универсальном, когда мы говорим о свойстве придерживаться «традиционных ценностей» — здесь параллели, безусловно, есть. Но из фильма понимаем, что все же эта «традиция» похищений медленно отступает под натиском модернизации в виде, например, криминализации таких «народных обычаев», поэтому не все так печально и безнадежно… Но, безусловно, нужно время, а также гражданское мужество — обращаться в правоохранительные органы.
А больше всего меня поразила проблема власти, которую имеют временами традиции над личностью. Даже те из девушек, которые осознают, что против них совершили насилие и преступление (некоторые из них, насколько я понимаю, имеют или получают университетское образование), не могут просто взять и уйти от своих похитителей — даже не потому, что их держат в клетке, а, например, из-за того, что на пороге лежит кусок хлеба… Вот эта власть предрассудков над человеческой волей меня поражает, и я понимаю, что бессознательно каждый из нас может стать жертвой таких предрассудков в контексте «традиционных ценностей», которые превалируют в нашей стране или регионе.
«Порой непонятно, обсуждают ли мужчины все еще корову или уже женщину» — Диана Буцко, журналистка
Корова с перевязанными копытами в одном из кадров — самая яркая метафора происходящего. В фильме вообще много скота. Порой непонятно, обсуждают ли мужчины все еще корову или уже женщину. А запутаться можно, поскольку и животных, и женщин воспринимают как объект, поскольку у них не спрашивают.
Ала качуу — удерживание в рабстве и серийное изнасилование, которое называют традицией. Совсем абсурдным кажется то, что насилие поддерживают женщины. Одна из похищенных героинь говорит: «хотя я и ушла от мужа, не считаю ала качуу плохой традицией, ведь без нее многие молодые люди не смогут устроить брак». Насилие и брак становятся синонимами.
Героини рассказывают, как свекровь была с ними жестока, упрашивала или заставляла остаться. Почему же эти старшие женщины, которых тоже похищали, не объясняют сыновьям о страданиях похищенных? Почему они не просят вернуть домой невесту? Почему они перед похищением готовят свадьбу и ждут жертву, поощряя насилие? Почему они не кричат, что это плохо? Почему им приятно смотреть, как их сын превращается в насильника?
Сам же насильник самодовольно говорит: «Некоторые женщины только того и ждут, чтобы их похитили», — считая это подарком для женщины. Он же все знает, зачем и спрашивать? У скота же не спрашивают.
В Украине тоже приходится слышать «стерпится — слюбится», и, что греха таить — даже «бьет — значит любит». Поколение наших бабушек считало это всего лишь бытом. Кое-кто и сейчас терпит. Надо ли говорить, что сегодня многие считают брак и семью обязанностью женщины. Мне приходилось слышать: «Диана, тебе уже 23, а у тебя ни одного ребенка! Вот я в твои годы…» На украинских свадьбах принято «покупать» невесту. Это, конечно, лишь элемент программы, где женщина все еще объект. Объект можно купить, можно похитить.
Читайте еще:
